Журнал “Вопросы философии 22.04.2005 года”полный вариант будет опубликован в №9 за 2006 г.

Синергетика: перспективы, проблемы, трудности

(материалы «круглого стола»)

Участвовали:

В.А. Лекторский – академик, главный редактор журнала «Вопросы философии».

В.С. Степин – академик, научный руководитель Института философии РАН.

Б.И. Пружинин – доктор философских наук, зам. главного редактора журнала «Вопросы философии».

В.И. Аршинов – доктор философских наук, зав. сектором Института философии РАН.

Г.Г. Малинецкий – доктор физико-математических наук, зам директора Института прикладной математики им. М.В. Келдыша РАН.

Л.П. Киященко – доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института философии РАН.

Л.Б. Баженов – доктор философских наук.

Я.И. Свирский – доктор философских наук, ст. научный сотрудник Института философии РАН.

Е.А. Мамчур – доктор философских наук, зав. сектором Института философии РАН.

В.Г. Буданов – кандидат физико-математических наук, старший научный сотрудник Института философии РАН.

Е.Н. Князева –доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института филосфии РАН.

М.И. Штеренберг – кандидат технических наук.

В.А. Лекторский. Мы начинаем «круглый стол» журнала «Вопросы философии» по теме: «Синергетика: перспективы, проблемы, трудности». Как вы знаете, синергетика в нашей стране развивается достаточно успешно. Издается много книг, проводятся конференции, семинары, к синергетике привлечено внимание специалистов самых разных областей знания. Я помню, как в январе 1996 г. состоялся Московский синергетический форум и ту волны энтузиазма, которую он тогда вызвал у его участников. Однако с тех пор накопилось много вопросов. И самый первый: Что такое синергетика: теория, парадигма, наука, подход, движение, околонаучная мода? Кроме того, хотелось бы обсудить также специфику междисциплинарного статуса синергетики и ее связь с философией. В частности, вопросы, касающиеся связи синергетики и современных наук о человеке – психологии, когнитивной науки, социологии, теории коммуникации. А также вопрос о границах синергетики и ее отношения к постмодернизму.

В.С. Степин: Для того чтобы наше обсуждение носило конструктивный характер, надо уточнить исходные методологические понятия. Термины «междисциплинарный» и « трансдисциплинарный» применяются чаще всего интуитивно. И на этом уровне они трудно различимы. Нужен предварительный анализ соответствующего употребления терминологии. К междисциплинарным наукам мы относим, например, биохимию, биофизику, т.е. науки, в которых применяются понятийные средства и методы, выработанные в разных дисциплинах и синтезируемые в новой науке для решения ее специфических задач. Эти задачи принципиально решаемы только с использованием синтеза познавательных средств заимствованных из разных дисциплин. Что же касается термина «трансдисциплинарный», то можно выделить два основных его смысла. Первый обозначает вненаучные знания, выходящие за рамки сложившихся научных дисциплин, но применяемые при поддержке и экспертизе научно-технических программ (политические мотивы, реклама в СМИ, вненаучные компоненты этической экспертизы и т.д.). В этом значении термин «трансдисциплинарный» используется, например, немецкими философами техники (Бехман, Грюневольд) при характеристике современной технонауки. Но этот термин может применяться и в другом смысле. Например, язык математики, будучи языком особой научной дисциплины, одновременно используется во множестве других наук и в инженерно-технологической деятельности. Уместно напомнить высказывание Ричарда Фейнмана, что математика больше чем наука, она – язык науки. В этом значении можно говорить о трансдисциплинарности математики. Здесь речь идет уже не о вненаучном знании, а о трансдисциплинарности как характеристике одного из языков науки.

Синергетика, бесспорно, принадлежит к междисциплинарным направлениям науки, и в чем-то она сродни математике, поскольку ее язык начинает применяться в самых различных областях знания. Поэтому термин «трансдисциплинарный» в его втором значении может быть применим и для характеристики синергетики.

Междисциплинарность и трансдисциплинарность не противоречат статусу синергетики как особой дисциплины. В этом качестве она сегодня конституируется, и с этим связаны дискуссии относительно ее места в современной системе наук. Она должна очертить свою предметную область, определить систему методологических принципов исследования и включить их в состав сложившейся системы научного знания.

Решение этих задач означает: 1) построение особой картины исследуемой реальности (дисциплинарной онтологии синергетики), 2) формирование идеалов и норм синергетического исследования (идеалов и норм объяснения и описания, доказательности и обоснования, строения и построения знаний), 3) разработку философских оснований синергетики, обеспечивающих обоснование ее картины исследуемой реальности, а также ее методологических установок, выражающих принятые идеалы и нормы исследования.

Онтология синергетики строится посредством особой системы абстракций отождествляемых с реальностью, такими как «нелинейные среды», «динамический хаос», «бифуркации», «кооперативные эффекты», «фракталы». Посредством их создается представление об общих системно-структурных характеристиках ее предмета. Эти представления организуют в целостность многообразные модели (теоретические схемы), многие из которых были ранее созданы в других науках – в физике, химии, биологии, экономике, истории, технических науках. Разнесенные по разным дисциплинам, они организуются в новую систему благодаря создаваемой в синергетике картине реальности (дисциплинарной онтологии). Эта картина обычно обозначается понятием «самоорганизация». Понятие в принципе довольно расплывчатое. Но когда его начинают уточнять, вводятся представления о порядке и хаосе как состояниях гомеостаза (порядок) и фазовых переходов от одного типа гомеостазиса к другому через динамический хаос.

Все эти представления синергетической картины исследуемой реальности вводят образ предмета исследования как сложной, саморазвивающейся системы. Синергетика изучает закономерности таких систем. Она избыточна по отношению к тем задачам, в которых можно абстрагироваться от развития системы и фазовых переходов (а таких задач в науке множество). Но и развивающиеся системы в синергетике изучаются с особых позиций. Она делает акцент на идеях целостности, сложности в противовес идеям элементаризма и редукционизма. Каждый из этих подходов (холистский и элементаристский) представляют собой сильные идеализации. Но они могут быть рассмотрены как дополнительные (в смысле Н. Бора), необходимые для полноты описания процессов саморазвития. Акцентируя холистские аспекты, синергетика раскрывает ряд существенных закономерностей саморазвивающихся систем. В этом ее достоинство, но в этом и ее границы.

Экспансия синергетических методов в различные науки эффективна там и тогда, где и когда требуется учитывать саморазвитие, его интегральные характеристики и закономерности. Недостаточно просто констатировать, что имеет место перенос синергетических методов в различные науки (ссылки на междисциплинарность и трансдисциплинарность синергетики часто не выходят за рамки этой констатации). Но это лишь первый шаг. Вторым шагом должен быть анализ, связанный с постановкой проблемы: почему возможен такой перенос, каковы его основания?

Трансляция методов предполагает предварительное видение сходства предметных областей, с которыми скоррелирован метод. Это видение может быть неотрефлектированным, интуитивным, но оно входит в то, что называется пониманием метода. В науке такое видение определяется научной картиной мира.

Синергетика сегодня стоит не только перед проблемой создания своей дисциплинарной онтологии, которая выражается в соответствующих онтологических принципах, но и перед проблемой включения этих принципов в научную картину мира. Она претендует на то, чтобы стать ядром общенаучной картины мира. И в этом состоит один из важных аспектов оснований ее междисциплинарного и трансдисциплинарного статуса. Именно вокруг этой проблематики по существу и развертываются дискуссии относительно места синергетики в системе научного знания. Ее неприятие некоторыми критиками относится не к ее конкретным моделям, а к программе включения ее принципов в общенаучную картину в качестве системообразующего ядра.

Трудности в реализации этой программы связаны с переосмыслением оснований многих наук. В частности, важно представить изучаемые ими объекты в качестве открытых процессуальных систем. В физике эта программа была предложена И. Пригожиным. Известно, что он переформулировал термодинамику, представив нестационарные состояния (которые традиционно рассматривались как вырожденный случай стационарных), в качестве базисных. И. Пригожин наметил с этих позиций возможные новые интерпретации квантово-релятивистской физики и космологии. Но эту работу еще предстоит проделать.

Сходные программы «процессуального видения» возникают и в других науках, но пока эти программы находятся лишь в начальной стадии своей реализации.

Сегодня развитие современной научной картина мира как формы синтеза достижений различных дисциплин протекает в русле идей глобального (универсального) эволюционизма. Он соединяет идеи эволюции и системного видения. Включение идей синергетики в этот процесс представляется весьма органичным. Трудности состоят в состыковке трех основных блоков картины мира – представлений о развитии неживой природы, живой природы и общества. Между ними существуют своего рода лакуны, требующие дополнительного анализа. Возможно, применение синергетических идей и методов даст новый импульс этому анализу. И если это произойдет (а в этом направлении уже есть обнадеживающие результаты), то принципы синергетики органично войдут в ядро общенаучной картины мира.

Формирование оснований синергетики и ее трансдисциплинарного статуса включает множество философских проблем. Они связаны с пониманием особенностей саморазвивающихся систем и методологических принципов их анализа. Прежде всего – это проблема нового смысла категорий, обеспечивающих видение и понимание саморазвивающихся систем. На эту тему я уже писал, поэтому сжато напомню, что имеется ввиду. Саморазвивающиеся системы важно отличать от простых (механических) и от сложных саморегулирующихся систем. Каждая из них для своего освоения требует особой категориальной сетки. Это – различные понимания части и целого, вещи и процесса, взаимодействия, причинности, пространства и времени. Для малых систем достаточно полагать, что целое может быть описано свойствами частей и их взаимодействиями, что элементы вне целого и внутри его обладают одними и теми же свойствами, что вещи есть нечто первичное по отношению к взаимодействиям, которые описываются как воздействия одной вещи на другую. Причинность трактуется как жесткий лапласовский детерминизм. Пространство и время полагаются как внешнее по отношению к системе, как арена, на которой разыгрываются процессы взаимодействия вещей. Эта категориальная сетка доминировала в механике и была основой механической картины мира.

Для сложных саморегулирующихся систем смыслы категорий и категориальная сетка их освоения уже иная. Такие системы имеют уровневую организацию, они включают в свой состав подсистемы со стохастическими взаимодействиями элементов и информационно- управляющий блок, с передачей информации от него к подсистемам и обратными связями, обеспечивающими воспроизводимость системы как целого. Категории части и целого здесь изменяются – появляется идея системного качества, не сводимого к свойствам частей. Вещь предстает как воспроизводящийся процесс. Лапласовская причинность применяется ограниченно и дополняется идеей «вероятностной причинности». Категории пространства и времени также обретают новый смысл. Наряду с внешним пространством-временем вводится понятие внутреннего пространства-времени системы. Эти новые категориальные смыслы возникали в науке ХХ в. – в биологии, кибернетике, отчасти в квантово-релятивистской физике. Но для освоения сложных саморазвивающихся систем и этих категориальных смыслов также недостаточно. Здесь формируется новая категориальная сетка. Развивающиеся системы в качестве своего аспекта включают представления о саморегуляции (гомеостазисе), но не сводятся к ним. Их эволюция связана с изменением типа саморегуляции, переходом от одного типа гомеостазиса к другому. Эти системы открытые, обменивающиеся веществом, энергией и информацией с окружающей средой. Для них характерна иерархия уровневой организации элементов, появление по мере развития новых уровней с новой дифференциацией системы на подсистемы. При этом каждый новый уровень оказывает обратное воздействие на ранее сформировавшиеся, видоизменяет их, и система функционирует как новое целое. Появление новых уровней организации и переход к новому типу гомеостазиса происходит через состояния динамического хаоса, появление точек бифуркации, в каждой из которых возникает спектр потенциально возможных направлений развития системы. В этом отношении можно сказать, что саморазвивающиеся системы обязательно обладают синергетическими характеристиками.

Категориальная сетка, необходимая для понимания и освоения таких систем, предполагает новые смыслы. Уже недостаточно зафиксировать наличие особого свойства целого, не сводимого к свойствам частей (системное качество), необходимо добавить идею изменения системного качества (появление новых управляющих параметров) в процессе развития системы. Процессуальность выступает не только как воспроизводство определенных качественных состояний, но и как переход от одного качества к другому. Расширяется категория причинности – наряду с лапласовской и вероятностной причинностью важной становится идея целевой причинности. Вероятностная причинность обретает новое содержание в связи с изменением вероятностных мер при появлении новых уровней иерархии и их воздействия на ранее сложившиеся. Категории пространства и времени включают не только представление о внешнем и внутреннем пространстве-времени, но и об изменении последнего по мере эволюции системы (идея оператора времени, предложенная И. Пригожиным, вполне согласуется с этими новыми смыслами).

Некоторые особенности этой категориальной сетки были в первом приближении описаны в гегелевской диалектике. Определенные конкретизации в нее были внесены нашими философами в 70-х годах при исследовании диалектики естествознания. Но сегодня можно и нужно продолжить эту работу. Синергетика дает для этого новый материал, требующий философского осмысления. Например, то, что в диалектике традиционно обозначалось как «скачок», «перерыв постепенности», связанный с возникновением нового качества, в синергетике раскрывается через характеристики динамического хаоса, возникновение странных аттракторов и кооперативных эффектов.

Исследование странных аттракторов поставило в новом свете и проблему целевой причинности, расширяя понятие детерминизма применительно к саморазвивающимся системам.

Экспликация новых смыслов категорий выступает условием обоснования синергетики как ядра общенаучной картины мира. Без этого трудно достигнуть понимания среди тех представителей научных дисциплин, которые привыкли видеть мир сквозь призму иных, менее богатых категориальных смыслов, достаточных для освоения более простых системных объектов, чем те, с которыми имеет дело синергетика.

Так всегда было в истории науки при появлении новых теорий и концепций, которые вносили коррективы в прежнюю картину мира. Уместно вспомнить споры вокруг понятия причинности между Бором и Эйнштейном на Сольвеевских конгрессах в эпоху разработки квантовой механики. Вероятностная причинность не сразу вошла в арсенал науки. Эйнштейн, например, полагал, что она вообще подрывает идею детерминизма («Бог не играет в кости»).

Разработка философских оснований синергетики – это поле совместной аналитической работы философов и ученых специалистов различных областей знания. Эта работа включает не только осмысление онтологических категориальных структур самоорганизации и саморазвития. Это важный, но лишь первый аспект проблемы философских оснований синергетики. Второй ее аспект связан с анализом гносеологической и методологической тематики. Он предполагает выяснение новых пониманий познавательных идеалов и норм, которые необходимы для освоения сложных саморазвивающихся систем. Здесь нужен анализ тех новых смыслов, которые обретают категории «понимание», «объяснение», «предсказание», «теория», «факт» применительно к саморазвивающимся системам. Именно в этом пункте происходит переход к постнеклассическому типу рациональности.

Наконец, третьим аспектом философских оснований синергетики выступают мировоззренческие проблемы, связанные с включением в культуру новых научных представлений о саморазвитии. Здесь уже есть исследования (в том числе и мои), показывающие, что новые представления резонируют как с западной, так и с некоторыми восточными культурными традициями. Вместе с тем, эти представления создают точки роста новых ценностных ориентаций в современной культуре. Разумеется, все эти проблемы требуют дальнейшей углубленной проработки, и в этом я вижу основную задачу философов.

В.А.Лекторский: Спасибо. Вопросы.

В.И.Аршинов: У меня вопрос: как же все-таки соотносятся кибернетика и синергетика?

В.С.Степин: Кибернетика исследовала сложные системы с саморегуляцией, но не описывала, как происходит изменение типа саморегуляции в процессе развития. Синергетика эту проблему поставила и решает. У нее более сложный объект исследования – саморазвивающиеся системы. Саморегуляция выступает аспектом, состоянием такой системы. Поэтому можно сказать, что синергетика ассимилирует достижения кибернетики, но не сводится к ним.

В.И.Аршинов: Разве это не особенность синергетики – заниматься так называемыми «человекоразмерными» системами?

В.С.Степин: Саморазвивающиеся системы, когда они осваиваются в человеческой деятельности, чаще всего становятся «человекоразмерными», поскольку деятельность включается в качестве компонента в такие системы. «Человекоразмерными» системами я называю сложные развивающиеся системы, в которые включен человек. Синергетика их изучает, но с особых позиций, акцентируя внимание на их интегральных характеристиках.

Г.Г. Малинецкий: Я не считаю себя философом и хотел бы посмотреть на обсуждаемые нами вопросы с точки зрения естествознания. Я представляю Институт прикладной математики им. М.В. Келдыша, научную школу члена-корреспондента РАН Сергея Павловича Курдюмова, которая сложилась в нашем институте. Мы имеем дело с конкретными задачами, в которых применяются методы синергетики. Это прежде всего задачи, связанные с естествознанием, с моделированием исторических процессов, с математической психологией и стратегическим планированием. На каждый из этих классов задач мы смотрим с позиции синергетики. При этом синергетику мы понимаем так, как ее понимает Герман Хакен, который вложил в этот термин два смысла.

Во-первых, синергетика – это междисциплинарный подход, связанный с теорией самоорганизации, с выделением новых качеств у сложных систем, состоящих из многих взаимодействующих подсистем. Таких новых качеств, которыми ни одна из подсистем не обладает. Не уточняя, нелинейные ли это среды или что-то другое.

Во-вторых, синергетика – это междисциплинарный подход, развитие которого требует активного взаимодействия представителей разных научных дисциплин. Вот так мы ее и понимаем.

Есть конкретные вещи, которые зарождались в естественных науках и на этой основе создавались вполне реальные, эффективные междисциплинарные модели. И мы учим студентов такие модели строить. Количество ВУЗов, где нелинейное моделирование преподается, достаточно быстро растет. Естественно, синергетика пробует себя в других областях. На мой взгляд, если посмотреть на развитие синергетики, то оно внушает надежду и оптимизм. Помните статью Евгения Вигнера «О пределах науки»? Он говорил, что научное познание, наука как социальный институт находится в кризисе, поскольку оказалось утраченным понимание общей стратегии развития, его стратегических целей. Эта утрата есть причина и одновременно следствие утраты общего языка. Специалисты, работающие даже в близких областях, плохо понимают друг друга.

Синергетика является в каком-то смысле ответом на этот вызов. На наш взгляд, она прежде всего нужна там, где мы имеем дело с теми вызовами, с теми проблемами, на которые ни одна конкретная наука не может дать адекватный ответ.

Россия – мы это прекрасно понимаем - находится в ситуации системного кризиса. Последнее означает, что у нас нет одной-единственной меры, которая позволит вывести нашу страну из тупика. Нужен комплекс синергийно согласованных мер. По существу, такой же синергийный подход нужен и для мира в целом. Нужна система мер в разных областях, начиная со смыслов и ценностей и кончая переориентацией экономики. Поэтому для синергетики, для сопряженных с ней междисциплинарных подходов, несомненно, есть принципиально важные фундаментальные задачи. И одной из таких фундаментальных задач является задача синергетического моделирования исторических процессов

Вот почему идеи теоретической истории, математической истории имеют для нас первостепенное значение. Сергей Павлович Курдюмов, Сергей Петрович Капица и ваш покорный слуга выступили с этой исследовательской программой в 1994 г. Мы попытались посмотреть на историю не как на чисто описательную науку, а как на некий полигон для испытания синергетических моделей, на основе которых можно прогнозировать, строить стратегические прогнозы. Мы не можем позволить себе игнорировать исторический опыт. И мы должны, для того чтобы строить модели глобальных исторических процессов, оглядываться назад. Если в 1994 г. это был призыв, тогда были только некие общие представления, то сейчас, на мой взгляд, в этой области произошел качественный скачок. Последние несколько конференций, в частности, проводившиеся в Российском социальном университете, Российской академии госслужбы и еще несколько других, показали, что историки нас, наконец, услышали. Историки начали всерьез обсуждать применение этих идей в своей области.

Главное наше достижение последних лет в том, что удалось построить модели, интересные для историков, найти те конкретные ситуации, к которым они относятся. Приведу только два примера. Первый пример. В истории, действительно, мало данных, т.е. мы не знаем, сколько людей жило в той или иной стране и т.д., но очень точно известны географические координаты, пути, границы и т.д. И вот, в частности, аспирант нашего института Артемий Малков задал себе вопрос: в какой мере применим географический детерминизм к истории? Возьмем Великий шелковый путь и посмотрим, как менялась конфигурация пути? Выясняется, что эту вещь можно очень просто моделировать, что дело не в искусстве тех или иных правителей, а в географии, климате, транспортных средствах, которые использовались, в социальной стабильности трех великих империй, между которыми проходил Великий шелковый путь. Оказалось, что это действительно очень интересно и убедительно. Шелковый путь пережил три эпохи: II в. до н.э. – II в н.э., VI – VIII и XII – XIV вв. И оказалось, что то, как он менялся – позволяют выяснить очень простые модели.

Второй пример, который, мне кажется, не менее показательным. Сейчас происходит глобальный демографический переход. Синергетика говорит, что есть параметры порядка, что не надо учитывать бесконечную сложность всего, есть некие ведущие переменные, к которым подстраивается все остальное. Сергей Петрович Капица предлагает модель демографического перехода.

Сейчас удалось силами наших коллег из Центра цивилизационных исследований, который расположен в Институте Африки РАН, коллег из нашего института, понять, что это действительно удивительное явление, которое радикально меняет историческую траекторию, может быть описано в рамках очень простых моделей. Очень простых и очень убедительных. Эффективность синергетического моделирования в области теоретической истории становится реальностью. Об этих реальных успехах синергетической математизации исторического знания наша научная общественность информирована пока явно недостаточно. И здесь я надеюсь на активное сотрудничество с философами.

Поэтому для нас крайне важно то, что происходит сейчас в философии вообще и философии науки, в частности. Нас очень вдохновил прогноз Вячеслава Семеновича Степина, согласно которому синергетика в XXI в. окажется в центре общенаучной парадигмы. Большой интерес у нас вызвали работы методологов, в частности работы В. Г. Буданова, в которых были сформулированы принципы синергетики. Кроме того, мне кажется очень важным то понимание, которое родилось в секторе философских проблем междисциплинарных исследований Института философии РАН. Это понимание того, что синергетика находится на пересечении, с одной стороны, предметного знания, с другой стороны – философских подходов, и с третьей стороны (это принципиально важно) – моделирования. И только когда представлены все три компонента, можно говорить о синергетике.

В этой же связи достаточно конструктивным для меня выглядит предложенное В.И. Аршиновым выделение «внутри сферы самого синергетического знания» двух уровней или подсистем, а именно: предметной синергетики (синергетика 1) и, так сказать, методологизируемой синергетики (синергетика 2). При этом синергетика 2 имеет дело с процессами наблюдения, когнитивными процессами, с познанием того, как мы вступаем в контакт с исследуемым синергетическим объектом. Вот здесь синергетика действительно двоится. Она и должна двоиться. Это хорошо, поскольку говорит о самоприменимости синергетики.

Так что, на мой взгляд, усилия, которые идут от естественников, находят и понимание, и поддержку у философов, и, конечно, это очень нас радует. Однако вопрос о моде на синергетику и связанной с этим ее профанацией беспокоит и нас. На конференции, которая проводилась в Пущино, в середине 80-х годов академик Яков Борисович Зельдович, сотрудник нашего Института, сказал: «Знаете, я вот послушал – все умные люди занимаются синергетикой. Я всю жизнь занимался синергетикой, синергетика – это все».

Мы уже тогда осознали эту опасность, мы осознали, что если мы – все, то, скорее всего, мы – ничто. Наше синергетическое сообщество поняло, что, для того чтобы говорить о чем-то серьезно, необходим определенный канон.

По инициативе Сергея Павловича Курдюмова мы начали выпускать серию книг «Синергетика от прошлого к будущему». В Саратове учат школьников синергетике и для них есть учебник Д.И. Трубецкова «Введение в синергетику». Сейчас выпущено более 20 книг общим тиражом более 40 тыс. экземпляров. В России продается ежемесячно 1,5 тыс. книг, связанных с синергетикой. Нас это тоже очень и очень радует. Мы, как естественники, понимаем, что такое синергетика, имея в виду свои проблемы.

Вернемся к взглядам нашей научной школы. Сергей Павлович часто задавал вопрос: что мы ждем от философии, от философского осмысления? Во-первых, конструктивности. Должны быть действительно некие элементы, которые мы на своем уровне не видим и которые нам философы могут подсказать. Во-вторых, это другой взгляд, это дальний прогноз – а куда знания надо, собственно, направлять? Вот вы решаете конкретные задачи, а какая сверхзадача, какой дальний прогноз? И третье, естественные науки являются важнейшей частью мировой культуры, но только частью. И поэтому связь того, что мы делаем, с другими частями культуры представляется тоже очень важной и это, конечно, то поле деятельности, где необходимо прежде всего участие философского сообщества. Если посмотреть так, то дела идут прекрасно, будущность наша обеспечена и перспективы у нас отличные.

И тем не менее… Например, сравнительно недавно в журнале «Философские науки» была предпринята достаточно грубая попытка дискредитировать синергетику. Можно привести и другие примеры такого рода. Подобные нападки нас особенно не беспокоят. Хотя все же полезно вспомнить, что полвека назад в тогдашнем СССР сходная атака велась против кибернетики под видом защиты диалектического и (особенно) исторического материализма от происков идеологических диверсантов Запада. Сейчас такого же рода нападки, но уже на синергетику, воскрешаются под флагом защиты российской науки от всякого рода лженаучных поползновений. Однако сообщество синергетиков, которое занимается естественно-научным направлением синергетики, сейчас волнует другое. Где-то лет пять или семь назад синергетика начала делиться – медицинская синергетика, биологическая синергетика, физическая синергетика, химическая синергетика. На мой взгляд, эту болезнь специализации мы преодолели. Сегодня это уже ушло в прошлое. Синергетика сейчас все более трактуется как целостный междисциплинарный подход.

Однако для чего создается междисциплинарный подход? Для того чтобы преодолеть разрыв между двумя культурами – естественно-научной и гуманитарной, о котором в свое время писал известный английский писатель и ученый Чарльз Сноу. А вот в синергетике некоторые ее представители сейчас пытаются фактически эту пропасть углубить. У нас появилось «гуманитарное» течение «За синергетику без формул!», представители которого говорят: "Мы гуманитарии, и для нас синергетика и формулы – вещи абсолютно разные". Но мы, тем не менее, будем говорить про аттракторы, поскольку знаем, что такое аттрактор и что такое фрактал. Вот, например, этот стол для нас аттрактор, стул тоже аттрактор, а вот это у нас фрактал. Наше общество – это фрактал, мы сами – фрактал и т.д. Более того, в этом фантастическом жанре пишутся статьи, выпускаются сборники, проводятся конференции.

На мой взгляд, синергетикам все еще не хватает методологической и философской рефлексии. Я бы очень хотел узнать, как философы смотрят на это. Ведь вы понимаете синергетику гораздо шире, чем мы. Где методология, где ваш канон?

Скажу откровенно, этот вопрос возник у меня отчасти под впечатлением знакомства с последней книгой «Синергетическая парадигма» под редакцией П.Д. Тищенко и Л.П. Киященко. Я ее открываю и нахожу в первом ее разделе статью Л. Няпинена, который, по сути, просто отрицает синергетику. Это его право, но тогда непонятно, с какой целью эта статья публикуется в сборнике, посвященном синергетической парадигме. В сборнике есть исключительно интересная статья П.Д. Тищенко и Л.П. Киященко, но она тоже не имеет отношения к той синергетике, как ее понимают естественники и, как я надеюсь, понимаете и вы. На меня большое впечатление произвела статья Я. Свирского про Делёза и вычислительный эксперимент. И то, и другое само по себе интересно. Но их связь я так и не смог уловить. Михаил Михайлович Бахтин был, очевидно, выдающимся мыслителем, но какое отношение он имеет к синергетике? Почему он здесь – совершенно неясно! В общем, сборник вызывает, много вопросов. Но самый первый: почему он называется «Синергетическая парадигма». Ведь если мы говорим о том, что книга имеет отношение к синергетике и не просто к синергетике, а к парадигме, которую мы понимаем как некий стандарт научных исследований, на который можно опираться и на основе чего можно строить исследования дальше, с одной стороны, а с другой стороны, это генератор головоломок, то нужно ожидать совсем иного.

Здесь парадигмы нет ни в том, ни в другом смысле. Поэтому, на мой взгляд, существует реальная опасность, что четкое представление о синергетике будет размыто не какими-то эпигонами и малосведущими дилетантами, оно будет размыто нами самими.

В.А. Лекторский: Скажите все-таки для Вас междисциплинарные исследования и синергетика это одно и то же или же это разные вещи?

Г.Г. Малинецкий: Я их различаю. Мне близка точка зрения, которую активно развивает Буданов о том, что синергетика – это пересечение модельного подхода, конкретного знания, научного и философского подхода, который и оперирует со смыслами, ценностями и стратегиями. Вот именно на это пересечение претендуют синергетически ориентированные междисциплинарные подходы. Но, конечно же, есть много других междисциплинарных исследований.

В.Г. Буданов: Я остановлюсь на проблеме «канона», как она была обозначена в выступлении Георгия Геннадиевича. К сожалению, с общим упадком российской науки, c уходом из жизни таких классиков синергетики как С.П. Курдюмов И.Р. Пригожин, Ю.Л. Климонтович, Ю.А. Данилов, Б.Б. Кадомцев, А.П. Руденко, все меньше остается надежды на образование государственных институтов, ученых советов, учебных специальностей по синергетике. Отсутствие канона, отсутствие должной культуры конструктивной научной критики, отсутствие необходимого разнообразия книг, написанных достаточно понятно, доступных для непрофессионала, но с сохранением необходимого уровня научности изложении, все это привело к тому, что синергетика у нас, хотя и развивается по законам самоорганизации, но, к сожалению, не той креативной научной и культурной самоорганизации, какую хотелось бы видеть, а скорее, по законам самоорганизации моды и, в какой-то степени, неструктурированного рынка. За последние 30 лет возникло обширное и пестрое междисциплинарное синергетическое движение, с различными стратами дисциплинарных предпочтений, различными уровнями формализации и метафоризации. Может даже сложиться впечатление, что синергетика это «наше все», и любое междисциплинарное направление покрывается ею, вообще, любой изучающий сложное уже синергетик, например, педагог, психолог, искусствовед. Вместе с тем сопутствующее хроническое заболевание – профанация синергетики – есть неизбежное зло или оборотная сторона популярности, восторгов моды и метафорической игры с тезаурусом, что создает опасность еще большего размывания основ и принципов синергетики, угрозу ее дискредитации. На мой взгляд, такая ситуация возникла не вчера и связана с небрежным отношением или просто незнанием принципов и методов синергетики, которые для многих ограничиваются использованием синергетической терминологии. Действительно, синергетика возможна лишь в единстве своего предмета и метода, и если предмет синергетики – это развивающиеся системы, а это почти «все» и, конечно, сложные человекомерные задачи и междисциплинарные проблемы без синергетики вряд ли сегодня разрешимы, то метод, синергетический метод весьма специфичен и не в меньшей степени может и должен служить для характеристики синергетики и идентификации синергетических исследований.

Говоря о методе, сегодня совершенно необходимо обратиться к истокам, к аутентичной синергетике. В этом контексте иногда говорят о сильной, строгой синергетике или ядре синергетической парадигмы – традиции, лежащей в основе междисциплинарных и трансдисциплинарных методов ее классиков Г. Хакена, И. Пригожина, С.П. Курдюмова, еще раньше – А. Пуанкаре. В междисциплинарных ландшафтах современного научного знания строгая, аутентичная синергетика занимает особое место. Идентификация и последующая фиксация «синергетического топоса» в качестве порождающего ядра, «концептуального генома» синергетики могла бы помочь охранить синергетику от деструктивного размывания ее со стороны разного рода эпигонов, а также от агрессивных атак со стороны иных радетелей дисциплинарной чистоты отечественной науки, а кроме того – выстроить систему отсчета, метрику и перспективу понимания других междисциплинарных направлений. Я полагаю, что синергетика вообще рождается и развивается на пересечении, конструктивном синтезе трех начал, а именно: нелинейного моделирования, практической философии и предметного знания; пересечения, особо эффективно проявляющегося в междисциплинарных взаимодействиях. Причем уровень эффективности синтеза и профессионализм совместного применения этих начал и определяет степень аутентичности синергетического исследования, степень «строгости» синергетики. Если раньше каждый из творцов синергетики, будучи одновременно физиком, математиком и философом, счастливо сочетал эти качества зачастую интуитивно, то сегодня, с возрастанием сложности задач, это все проявлено и разделено, осуществляется в конкретных проектах, в мультидисциплинарных сообществах разными людьми, методами сетевой коммуникации и философской рефлексии. В.И. Аршинов лет десять убеждал нас в необходимости эксплицировать синергетические коммуникативные процессы в постнеклассических пространствах, сейчас это дает свои плоды. Здесь-то и необходима коммуникативная методология синергетики, в частности организующая синтез ее начал.

Синергетика для меня существует в трех ипостасях: синергетика как наука, синергетика как методология, синергетика как общенаучная картина мира. Аутентичная синергетика может и должна присутствовать во всех трех в качестве ядерных компонент, естественно с разным уровнем формализации. Если в синергетике – науке о развивающихся системах – аутентичное ядро изначально существует, то в синергетической методологии и картине мира эти ядра находятся в стадии становления.

Конечно, любое ядро имеет ауру, окружение, где степень профессиональности совместного применения синергетических начал уменьшается по мере удаления от ядра, нарастают терминологический произвол и нестрогость интерпретаций, допускается неконтролируемая метафоризация и т.д., вплоть до полной метафоризации в обыденном языке на периферии или вплоть до сознательной профанации. Такая мягкая, неформализованная или метафорическая синергетика тоже подлежит изучению и развитию. Именно в ее терминах укореняется синергетика в массовом сознании, мировоззрении, в постмодернистской философии. Именно она является первым мотивом и языком в междисциплинарном контакте, в первой прикидке совместных действий, объясняет взаимодействие дисциплинарных аур и онтологий в пространстве синергетической картины мира; здесь же разворачивается диалог с другими междисциплинарными направлениями. Именно в этой области происходит первый контакт с синергетикой у гуманитариев, в этой области лежат многие когнитивные, педагогические, психологические и коммуникативные приемы и технологии, которые пока не освоены строгой синергетикой. Именно эта область наиболее креативна, поставляет новые проекты и методы, питающие ядро синергетики. Философская рефлексия становления этих процессов, на мой взгляд, не менее важна, чем анализ возможностей строгой синергетики, и в обоих этих направлениях ведется работа в нашем секторе междисциплинарных исследований.

Для меня метафорическая синергетика и строгая синергетика являются не противостоящими полюсами, и не просто периферией и ядром, но, главное, характеризуют начальный и конечный этапы процесса моделирования в применении общей синергетической методологии в социогуманитарных и междисциплинарных задачах. Просто такова логика моделирования человекомерных систем - от метафоры к модели, с метафоры все начинается. В точном естествознании акцент делается на конечном, строгом этапе моделирования. Начальный этап сознательно активируется лишь в редкие периоды научных революций и смены онтологий, либо, в неявной форме, в креативной фазе научного творчества и моделирования, в остальном метафора изгоняется из научного метода. В этом основная причина разведения двух методологических полюсов.

В чем я вижу основную проблему развития синергетики сегодня.

Во-первых, гипертрофированная аура метафорической синергетики все больше отслаивается от ее аутентичного ядра. Все большая часть ее носителей, называющих себя синергетиками, вместо того чтобы стремиться изучать и применять синергетическую методологию, предпочитают ограничиться модной синергетической метафорой, не идти на контакт со строгой синергетикой.

Во-вторых, сама методология синергетики недостаточно развита, хотя принципы синергетики сформулированы, однако не укоренены как технологии когнитивного этапа моделирования. В частности, только «кольцевое», согласованное применение принципов синергетики позволяет окончательно уйти от метафорического уровня к системно-структурным онтологиям, сконфигурировать модель динамической системы. Здесь и есть самое креативное действо, фокус сотрудничества философов, дисциплинариев и математиков, но пока оно происходит на уровне искусства, а не на уровне отрефлектированных коммуникативных технологий. Вообще, построение модели всегда связано с решением обратной задачи, неизбежно требующей априорной информации, отбор которой и лежит в зоне компетенции как предметника, так и практического философа.

В-третьих, появились «гуманитарные» синергетики, которые готовы возглавить метафорическую революцию, отказаться от математики и моделирования вообще, утверждая, что оно не применимо в науках о человеке под тем предлогом, что якобы нельзя переносить модели, возникшие в естествознании на гуманитарную сферу. Кстати, так считают и многие гуманитарии, охраняющие чистоту своих дисциплинарных онтологий. Но этот междисциплинарный процесс происходит независимо от их желания, совсем недавно появились первые серьезные опыты синергетического моделирования и прогноза в истории, психологии, экономике, в совместных работах гуманитариев и математиков. Поэтому «переносить или не переносить», дóлжно решать не запретами, но сравнением результата моделирования с социогуманитарной эмпирикой.

На мой взгляд, изучать надо все, что возникает вокруг синергетики и по ее поводу, ее, так сказать, «фенотип», но при этом помнить о ядре, об аутентичной синергетике, о методологическом каноне, с которым надо сверяться, но который во многом еще надо и формировать и защищать, и в этом я полностью разделяю озабоченность Г.Г. Малинецкого. К сожалению, пока, что нам чаще, чем хотелось бы, приходится иметь дело не c сотрудничеством с представителеями «метафорической синергетики», а с контрпродуктивным соперничеством, доходящим до отрицания междисциплинарного значения самого синергетического метода. Но продуктивное развитие синергетического сотрудничества, без коммуникативных разрывов, возможно лишь при разделении труда и понимании места и роли каждого на междисциплинарном ландшафте, который еще надо построить, и, кроме философов, здесь помочь некому. Фактически мы столкнулись с необходимостью глубокой философской работы по исследованию процессов укоренения синергетики как ядра общенаучной картины мира. Напомню, что контуры такого парадигмального проекта были предложены и проанализированы Вячеславом Семеновичем Степиным на философском конгрессе В Ростове в 2001 году*.

Реплика: Вопрос к Георгию Геннадиевичу Малинецкому: Как же вы все-таки интерпретируете понятие «синергетическая парадигма»?

Г.Г. Малинецкий: Я понимаю его так же, как и Томас Кун.

В.С. Степин: В том смысле, о котором Вы говорите, это неполное понимание Куна. У Куна парадигма включает в себя такие компоненты: во-первых, образцы парадигмальные, о чем вы говорите, стандарты, во-вторых, символические обобщения, в-третьих, то, что называют метафизическим компонентом парадигмы. Метафизический компонент парадигмы у Куна мало проанализирован, это то, что я потом назвал основанием науки, куда включаются научная онтология, идеалы и нормы или то, что называют ценностями. У Куна это понятие достаточно дифференцировано и не сводится только к стандартам, к символическим обобщениям. И в этом смысле «синергетическая парадигма» должна включать метафизический компонент, по Куну.

Г.Г. Малинецкий: Я думаю иначе..

В.С. Степин: Но ведь Вы ссылаетесь на Куна.

Г.Г. Малинецкий: Да, конечно, к нему я и апеллирую.

В.С. Степин: Ну, тогда Вы не вполне точны. У Куна Вы опустили третью часть парадигмы, которая имеет очень важное значение для понимания статуса синергетики, для поиска ответа на интересующий нас здесь вопрос: может ли синергетика стать ядром научной картины мира. Давайте обратимся к «Постскриптуму» 1969 года книги «Структура научных революций». У него четко там все это выделено.

В.И. Аршинов: Стоит все-таки заметить, что основоположники синергетики И. Пригожин и Г. Хакен тоже использовали понятие парадигмы в некотором обобщенном смысле, не во всем совпадающем с трактовкой Т. Куна.

Л.П. Киященко: Я бы хотела остановиться на двух вопросах. Первый возник у меня в связи со столь эмоционально обсуждаемым здесь понятием «синергетическая парадигма». Второй касается междисциплинарного и трансдисциплинарного статусов синергетики.

Итак, что представляет сегодня такое научное направление как синергетика, применимо ли, например, к ней такое определение как парадигма? А если да, то в каком смысле применима? Какое отношение, например, к синергетической парадигме, как ее понимают естественники, имеет книга «Синергетическая парадигма», вышедшая в 2004 г. Как известно, эта книга является четвертым томом в одноименной серии, которую выпускает издательство «Прогресс-Традиция», начиная с 2000 г. Для меня очевидно, что столь остро поставленный Георгием Геннадиевичем вопрос о каноне, парадигмальном статусе синергетики свидетельствует одновременно как об известной зрелости самого синергетического движения мысли, так и о насущной необходимости его философского осмысления. Напомню, кстати, что Т. Кун в предисловии к своей книге «Структура научных революций» отмечал, что занятие историей науки вернуло его к философии, которая первоначально инициировала его интерес к истории науки. Тем самым подчеркивается, что философское осмысление имманентно идеям о парадигмальности строения научного познания, особенно в период его трансформации. В этой связи, по-моему, очень показательна эволюция представлений о парадигме у самого Куна, которая нашла отражение в его книге в «Дополнениях 1969». Он писал, в частности, что благодарен замечаниям доброжелательных критиков, особенно тех, которые упрекали его в том, что термин парадигма в книге употребляется, по крайней мере, более чем двадцатью двумя способами. Они призвали его к уточнению понимания основного термина концепции. В этой связи, в свою очередь, не может не возникнуть вопрос об аутентичности употребления слова парадигма в нашем разговоре и претензии естественников на однозначное и единственно правильное его понимание со ссылкой на Куна. Кун, пытаясь прояснить себе и другим понимание этого термина, можно сказать его «конкретизирует». В буквальном смысле слово «конкретно», означает намерение показать начало, откуда проистекает многозначность толкования термина. Для этой цели он заменяет многозначный термин парадигма представлением о дисциплинарной матрице, показывает ее сложную структуру. Она состоит из сложной системы взаимосвязей между четырьмя им выделенными компонентами, которые по своему качественному составу являются разнородными. Матрица образует единое целое и функционирует как единое целое, при этом Кун отмечает, что она имеет открытый, незавершенный характер. Матрица, во-первых, состоит из «метафизических предписаний», которые образуют спектр концептуальных моделей, начиная от эвристических и кончая онтологическими моделями. Они, по Куну, снабжают научное сообщество предпочтительными и допустимыми аналогиями и метафорами. Дисциплинарная матрица состоит из символических обобщений, ценностных предпочтений и, наконец, из того, для обозначения чего, как считает Кун, более всего уместен термин «парадигма», но в силу его занятости заменяет термином «образец».

Для чего мне понадобилось напомнить, может быть известное и без того строение парадигмы (дисциплинарной матрицы) по Куну. Во-первых, чтобы подчеркнуть способность дисциплинарной матрицы, исходя из ее сложноорганизованной, гетерогенной структуры (метафизика, ценности, символические обобщения, образцы решения задач), совместно, вполне синергетично представлять ту или иную дисциплину не только в относительно спокойный, нормальный период ее существования, когда она занята безобидным решением головоломок. Ее применение уместно и при анализе революционных изменений, когда возникает, как представляется многим, разрыв, который делает историю дисциплины нелинейной, поскольку нарушается последовательность и соизмеримость представляющих ее теорий. Ответственность за последнее понимание несет, как мне представляется, объяснимая из конкретности той или иной исторической ситуации неравнозначность учета и неоднозначность толкования каждого из выделенных, устойчиво воспроизводящихся компонентов дисциплинарной матрицы. Удерживать равномерно и однозначно «стереоскопию» всех выявленных, разнородных по своему качеству компонентов дисциплинарной матрицы, зная о присутствии в ней неявного знания, о котором со ссылкой на М. Полани говорит Кун, практически невозможно. Тем не менее дисциплинарная матрица дает возможность представить состояние научного знания в тот или иной период его развития и выделить репрезентирующие его «параметры порядка». Дисциплинарная матрица, или парадигма, как первично обозначал Кун знание уже оформившейся дисциплины, является той «петлей», по Витгенштейну, «которые позволяют открываться двери». И в этом смысле уместно, с моей точки зрения, говорить как о синергетической парадигме, так и, по большому счету, о синергетичности парадигмы любого научного знания как в стадии его становления, так и в нормированный, устоявшийся так или иначе период существования.

В связи с вопросом о парадигмальности современной синергетики важно, с моей точки зрения, обратить внимание на еще одно положение Куна. Кун говорил, что парадигма управляет не областью исследования, а группой ученых-исследователей. И любой анализ исследования, направляемого парадигмой или ведущего к потрясению ее основ, должен начинаться с определения ответственной за проведение этого исследования группы или групп. Многообразие толкований синергетической парадигмы, которое мы имеем на сегодня, обескураживает и вызывает сомнение в том, об одном и том же мы говорим или нет. Оказывается, следование образцу (парадигме) не означает воспроизведения его в тождестве предполагаемого существованием синергетического сообщества понимания. Одной из причин такого многообразия толкований, очевидно, может быть то, что в качестве образца выступает и каждый из выделенных им компонентов матрицы и вся матрица в целом. Эту ситуацию можно рассматривать позитивно (как осознанно принятую позицию), которая работает на постоянное прояснение, уточнение самой парадигмы, через его парадигмальное (отклоняющееся от образца) воспроизведение. Ведь чтобы следовать образцу, надо его вообразить, что однозначно и не всегда контролируется законами и правилами, как подчеркивает Кун, разделяемыми данным сообществом. В научном сообществе актуальна и необходима ответственная позиция каждого участника, влияющая на его самоорганизацию через динамику коммуникативных связей (языка, установок, мотивов. Ситуативных предпочтений и пр.) Продуктивное воображение переводит в образ всю предметность восприятия и переживания той изначальной бытийной размещенности, которую каждый из нас в отдельности постоянно воспроизводит в подвижных рамках разделяемой нами парадигмы. Воспроизведение в таком случае, следование парадигме невозможно как простое имитирование, копирование. Здесь следование образцу как некоторому общепринятому идеалу действует скорее из принципа «по образу и подобию», воспроизводя тем самым сложно организованную и претендующую на самоорганизацию и саморазвитие дисциплинарную матрицу, которая лежит в основе научного познания.

Наконец, мне хотелось бы высказать несколько соображений по поводу междисциплинарного и трансдисциплинарного статуса синергетики. Замечу, что эти характеристики употребляются, довольно часто как однопорядковые. Однако, с моей точки зрения, специальное их рассмотрение дает возможность, с одной стороны, указать не только общее, но и важное различие между собой этих определений синергетики. А с другой стороны, феномен трансдисциплинарности синергетики или, другими словами, теории самоорганизации вплотную выходит на проблемы современной философии науки, связанные с тем, что называют кризисом науки в современной культуре. Современная философия науки, сохраняя традиционное стремление философии к целостному представлению о мире, например, в виде общенаучной картины мира, совместимой с важнейшими научными теориями и основанной на них, отвечает на вызов времени. И именно становление, самоорганизация современного способа научного познания, представленные через призму трансдисциплинарности дает один из возможных таких ответов. Понимание трансдисциплинарности в этом случае, сохраняя горизонтальную зависимость от междисциплинарности (парадоксальных когнитивно-коммуникативных стратегий научного познания, рассмотренных в «Синергетической парадигме» 2005 года), дополняется (собирается, самоорганизуется) в точке пересечения (при рассмотрении конкретной, жизненно важной научной проблемы) необходимой по ситуации вертикалью, как может только показаться, разнонаправленных из нее движений мысли. Трансдисциплинарность фокусирует в себе также парадоксальное сочетание всеобщего, метафизического смысла (универсалий культуры) и общезначимых договоренностей, практикуемых в жизненном мире. В этой сложно организованной «точке» таится начало философского осознания, развертывается творческое действие, как свободное. «Философствовать – значит мочь начать» (Р. Сафрански) – этот тезис сегодня как никогда ранее убедительно демонстрирует предназначение философии науки – рассматривать условия, смысл и формы человеческой свободы в сфере научного познания[1].

В.И. Аршинов: Мое понимание синергетики, ее связи с философским знанием во многом сложилось под влиянием профессионального интереса к вопросам интерпретации квантовой механики, ее философии; под влиянием того, что я назвал бы квантовомеханическим дискурсом. Для меня именно эти вопросы, вопросы философии квантовой механики, сама их постановка А. Эйнштейном, Н. Бором, В. Гейзенбергом, М. Борном, Д. Бомом, И. Пригожиным, как и всевозможные варианты ответов на них, определили специфику неклассического этапа развития науки ХХ в., специфику того, что Вячеслав Семенович называет неклассической рациональностью. Я не могу здесь подробно останавливаться на вопросах философии квантовой механики, отмечу только, что в целом, согласно В.С. Степину, неклассический, квантоворелятивистский этап развития естествознания характеризуется, помимо прочего, более высоким уровнем методологической рефлексии, осознанием того, что знание об объекте может быть представлено в качестве объективного лишь в том случае, если указаны условия и средства его получения. Как говорил К. фон Вайцзеккер, именно с приходом квантовой механики физикой (или физиками) был окончательно утрачен «рай незнания». Конечно, здесь под незнанием имеется в виду незнание того, как именно мы познаем, незнание «второго порядка». При этом существенно, что осознание этого незнания – процесс, по необходимости включающий в себя также и философскую рефлексию, привел в контексте становления квантово-релятивистской физики к формулированию системы неклассических методологических принципов, таких как принципы соответствия, дополнительности, наблюдаемости и, наконец, антропности. Эти принципы в нашей литературе иногда назывались регулятивными. Сейчас мы вступили в постнеклассический этап развития науки и говорим о постнеклассической рациональности. Замечу, что именно с этим этапом ассоциируется становление синергетики как некой новой науки о самоорганизации и сложности. Если так, тогда вышеназванные методологические принципы должны в каком-то виде присутствовать и в синергетике. Но тут возникает по крайней мере два вопроса. Во-первых, исчерпывается ли этими принципами вся специфика синергетической методологии? И, во-вторых, в какой форме, или в каком виде, эти принципы должны в самой синергетике присутствовать? Я не претендую на то, чтобы дать исчерпывающие ответы на эти вопросы. Как справедливо заметил Владимир Григорьевич, методология синергетики разработана пока что недостаточно, хотя его собственный вклад здесь весьма значителен. Но, конечно же, нам всем предстоит еще многое сделать. При этом для меня очевидно, что работа в этой области может стать гораздо более результативной, гораздо более эффективной, если будет опираться на конструктивное сотрудничество физиков, математиков и философов.

Вернусь к сформулированным выше вопросам. С моей точки зрения, перечень принципов синергетической методологии должен с необходимостью включать в себя также и такие кибернетические по своему генезису принципы, как принцип обратной связи (как положительной, так и отрицательной, и, кроме того – комбинированной обратной связи с переменным знаком), принцип кольцевой причинности, а также принципы неопределенности (как обобщение принципа неопределенности В.Гейзенберга), сложностности и, наконец, принцип ответственности. На этот последний принцип я бы хотел обратить особое внимание, поскольку именно принцип ответственности, имеющий отчетливо выраженную этическую, регулятивно-ценностную окраску, в наибольшей степени характеризует синергетику с точки зрения современного, постнеклассического этапа развития научного познания; именно принцип ответственности характеризует рефлексивно-методологическую специфику синергетики в контексте становления постнеклассического типа рациональности, который, «расширяя поле рефлексии над деятельностью… учитывает соотнесенность получаемых знаний об объекте… с ценностно-целевыми структурами» (Степин В.С. Теоретическое знание. М., 2000. С. 633). Особую этико-онтологическую роль принцип ответственности обретает в ситуациях конструктивных приложений синергетики в сфере социального познания. Здесь принцип ответственности становится уже своего рода коммуникативным метапринципом, регулирующим не только познавательные стратегии коллективного субъекта постнеклассической науки, но и в некотором смысле обеспечивающим его единство (или целостность) в качестве такового. Из сказанного вытекает и мой ответ на второй вопрос, касающийся формы присутствия методологических принципов в синергетике. Эти принципы, на мой взгляд, должны быть интегрированы в рамках фундаментального для синергетики понятия развивающейся коммуникативной организации; понятия, которое, собственно говоря, и выводит синергетику, объединяющую в себе идеи организации и управления, за пределы классической кибернетической парадигмы вертикального (иерархического) управления, где управление подчиняет себе коммуникацию, а монолог не оставляет никакого места для креативного синергетического диалога (Э. Морен).

М.И. Штеренберг. Выступавшие здесь рассматривали статус и возможности использования синергетики, а также ее перспективы. Мне бы хотелось подвергнуть критическому анализу сами ее основания.

Синергетика возникла первоначально, как попытка объяснить возникновение порядка из хаоса. Но что такое порядок? И. Пригожин заявляет, что понятие порядка не более, чем мнение, и называет порядком турбулентный вихрь, существующий секунды, а хаосом – атомы или молекулы в кристалле потому, что они колеблются около постоянных мест. Но в вихре, в жидкости и газе колеблющиеся молекулы меняют свои места и сами по себе, и вместе с вихрем.

В основание синергетики положена неравновесная термодинамика с исходным постулатом: рост энтропии свидетельствует о росте хаотизации, и наоборот. Но во множестве случаев факты говорят о противоположном. Примеры. Изолированная хаотическая смесь льда и холодной воды. Если лед достаточно охлажден, то в этой системе одновременно с ростом энтропии смесь превращается в упорядоченный кристалл. Это справедливо и для любой двухфазной смеси, и для открытых систем. Например, при смешении компонентов эпоксидной смолы смесь разогревается, энтропия растет, а из жидкости возникает более упорядоченное твердое тело. Общее в указанных эффектах: во многих случаях образование связей сопровождается выделением энергии. При этом энергия рассеивается и энтропия растет. Благодаря этому рассеянию связи остаются прочными. Эти положения справедливы от 1 до 26 элемента периодической таблицы, где синтез более тяжелых элементов сопровождается выделением огромного количества энергии, например, при взрыве водородной бомбы. В химии это справедливо для всех экзотермических реакций синтеза, идущих с выделением тепла, когда из атомов или молекул образуются более крупные, т.е. более упорядоченные.

Причина существующих ошибок: механический перенос понятий из статистической физики, построенной на модели вещества в виде идеального газа, в термодинамику, рассматривающую реальные тела из связанных между собой частиц. Но образование этих связей зачастую требует затрат энергии и сопровождается ростом энтропии. Таким образом, рост энтропии может сопровождаться как увеличением, так и уменьшением порядка (например, при плавлении кристалла). Поэтому термодинамика как равновесная (для изолированных систем), так и неравновесная для открытых, не пригодны для использования в качестве основания синергетики, ее использование делает синергетику в потенциале ошибочной дисциплиной.

Теперь о причинах порядка и хаоса. Чем больше связей, тем меньше степеней свободы у элементов системы и тем более она упорядочена. Разрыв связей требует затрат энергии определенного потенциала. Величина потенциала этой энергии характеризует величину потенциального барьера. При разрушении этого барьера возникает хаос. Но каждая частица или структура обладает возможностью образования множества связей. Так атомы углерода, азота, серы обладают возможностью проявить до восьми валентностей в различных соединениях. Образуя новые связи после разрыва прежних, они образуют новые потенциальные барьеры, разновидность которых зависит от конкретных условий. Что же касается бифуркаций, то я согласен с точкой зрения Р. Тома и ряда других авторитетных авторов: они могут выступать только как фактор, развязывающий процесс упорядочивания, но не определяющий его. Примером, подтверждающим эту мысль, может служить опыт, где в воде капля туши без бифуркаций создает, повторяя несколько раз, закономерную последовательность геометрических тел. Этот опыт гораздо содержательней, чем опыт с ячейками Бенара или структуры, возникающие в плазме.

Аналогично в обществе. Человек – общественное существо с потребностью вступать в различные ассоциации: семейные, общественные, политические и т.п. Это требует затрат энергии, роста энтропии. Силы определенного потенциала разрушают эти связи. Тогда, аналогично системам из косной материи, тот или иной коллектив хаотизируется до возникновения нового коллектива, скрепленного связями, образующими новые потенциальные барьеры. Таким образом, хаотизация увеличивается при разрушении потенциальных барьеров и уменьшается при возникновении новых. Но психика, это даже выше, чем физический план жизни.

Теперь о математическом аппарате синергетики. В его основе описание и решение нелинейных зависимостей между элементами систем. Но описания живых систем и их аналогов: машин, автоматов и компьютеров не адекватны их специфике. Причина: изменение состояния этих систем осуществляется не непрерывным путем, описываемым посредством уравнений. Их состояние изменяется, во-первых, дискретно при получении информации, во-вторых зависит от ее характера, например, свидетельствует ли эта информация о хищнике или жертве. Таким образом, весь математический аппарат нелинейных уравнений с их разнообразными аттракторами не пригоден для описания поведения организмов и их аналогов, хотя может оказаться полезным в других областях науки.

Специфика жизни (чем, на мой взгляд, этот феномен не исчерпывается) связана, согласно П.К. Анохину и Н.А. Бернштейну, со способностью ее к опережающему реагированию. Это означает, что реакция организма или автомата может происходить не на само воздействие, а на опережающий его слабый признак (сигнал-информацию). Такое реагирование дает организмам по сравнению с иными объектами огромное преимущество в борьбе за существование, которая постоянно имеет место в природе. На основании идеи упомянутых исследователей, мною найдена элементарная структура живого, отвечающая требованию опережающего реагирования. Она должна, во-первых, состоять из вещества или структуры, содержащих потенциальную энергию, за потенциальным барьером. Во-вторых, содержать триггер физического или химического порядка (триод, катализатор, фермент), способный в ответ на даже слабый сигнал высвобождать энергию высокого потенциала, что обеспечит срабатывание этого элемента. В-третьих, устройство элемента должно быть таковым, чтобы срабатывание его обеспечивало существование либо самого элемента, либо системы, к которой он принадлежит. Из таких сигнальных (информационных) элементов (сиэлов) состоят все биохимические, автоматические и кибернетические устройства.

Но в отличие от объектов косной материи организм должен воспроизводить в себе условия эпох своего возникновения и развития (биогенетический закон Геккеля-Мюллера). Поэтому организмы должны искать пищу, расти и размножаться, т.е. проявлять активность, инициируемую сигналами из внутренних программ. Это позволяет определить жизнь как активную сигнальную форму существования систем. На понятии сиэла и высших структурных единиц, на его основе, определяются единичные операциональные понятия, такие как информация, знание, смысл, управление, программа, а также принципы иерархии.

Данный подход позволяет избежать принципиальных ошибок. Начало им было положено Л. Бриллюэном, создавшим абстрактное понятие свободной информации как свободного выбора и привязавшего его к изменению числа микросостояний. Но информация не абстрактна, а всегда имеет смысл относительно сиэла или их совокупности, т.е. организмов или их искусственных аналогов. Так инфразвук и ультразвук могут явиться информацией для китовых, но не являются таковой для человека.

К организованным относятся те системы, структура и деятельность которых определяется наличием сиэлов. Это в принципе отличает понятие организации от упорядоченности – еще одной хронической ошибки, допускаемой в синергетике. Самоорганизация – проявление активности на основе сигналов, поступающих из внутренних программ систем. Например, при росте, развитии организма, анализе или поиске новых условий существования и т.п.

Каждый объект может существовать, если он является микрокосмом. Это означает, что он либо способен уравновесить на себе, не разрушаясь, все воздействия ближнего и дальнего Космоса, либо даже обратить их на повышение вероятности своего сохранения. Пример первого объекта – обычный камень, уравновешивающий воздействия Солнца, воды и десятков веществ, содержащихся в воде и воздухе. Второго – растение. Оно способно воздействия воды, Солнца и ряда природных веществ обращать на пользу своего роста и развития. Но Космос молод. 99,7 % его веществ – водород и гелий. Он бурно расширяется, вещество его преобразуется и структурируется в тяжелые элементы и небесные тела. Возможно появление в нем даже новых законов, как это было в первые мгновения после Большого взрыва, а с появлением жизни, законов биологии и социума – социальных. Отсюда и возможное усложнение ряда организмов – микрокосмов, отражающих процесс эволюции усложняющегося Космоса. Второй возможный вариант – наличие программы развития Космоса и его объектов. Но тогда это уже проблема той философии, которую представляют Соловьев, Бердяев, Флоренский, Д. Андреев, Федотов и другие философы.

Чем же отчасти объясняется такое широкое распространение синергетики и энтузиазм ее последователей? Представляется, что в области физики – это поиск общих (не с позиций термодинамики) закономерностей возникновения различных ассоциаций частиц. С точки зрения общественной – изучением в ее рамках проблем самоорганизации человеческих коллективов. Но последнее – прерогатива социальной психологии, политологии, экономики и т.п.

Л.Б. Баженов: Я начну с вопроса, который поставил Вячеслав Семенович – что может сделать философ, встречаясь с той или иной естественно-научной концепцией. В этой связи вспоминается пример, который очень любил покойный ныне академик Густав Наан. Это пример критики Беркли основ математического анализа Ньютона – Лейбница. Беркли раздражало противопоставление доказательности истинности в математике и веры в истинность Библии. И Беркли задался целью показать, что в математическом анализе, который в те годы бурно развивался, но был в то время плохо обоснован с точки зрения логики, веры было больше, чем в Библии. Известно, что предпринятая Беркли критика (философская по своей сути) основ математического анализа оказалась весьма действенной, во многом стимулировав последующий прогресс математического знания.

Теперь по сути обсуждаемых нами вопросов. То, что я понимаю под синергетикой, в этих вопросах не отражено. Можно, конечно говорить, что синергетика – это теория, а затем долго спорить по поводу того, что понимать под теорией. Известно, что слово это, как и слово парадигма весьма многозначное. Было бы неконструктивно пытаться любой вид познавательной деятельности в науке именовать теоретической деятельностью. С этой точки зрения, на мой взгляд, следует обсуждать междисциплинарный и/или трансдисциплинарный статус синергетики. Синергетика для меня - это не теория в том смысле, в каком слово «теория» фигурирует в науке и философии науки. Не является для меня синергетика и парадигмой, если понимать термин «парадигма» в смысле Т. Куна. Даже если включать в нее метафизическую компоненту, о чем уже говорилось выше. Перед нашей встречей я посмотрел учебный курс лекций под названием «Синергетика» и убедился, что передо мной книга, посвященная моделированию. Правда, речь в ней идет не просто о моделях, а о нелинейных моделях. Но если так, то давайте и будем говорить о моделировании. Да, есть такой метод, очень мощный, плодотворный, эффективный – моделирование. Но почему в этой связи нужно говорить о синергетике, о синергетическом подходе? Термин «синергетика» в современном научном обиходе появился по причинам, несколько отличным от тех, которые обусловили появление термина «кибернетика». Я бы сказал, что рождение этого слова было вызвано причинами, во многом лежащими вне сферы собственно научного познания как такового. Так что синергетика в некотором смысле и наукой также не является. Может быть, это слишком резко и категорично звучит. Но, как говорил Ричард Фейнман, если какая-то область человеческой деятельности не является наукой, то это вовсе не означает, что с ней что-то неладно. Например, не является наукой любовь. И, кроме того, у нас в запасе есть термины «подход» и «движение». Синергетика, конечно же, вполне может рассматриваться и как подход, и как движение. Синергетическое движение, несомненно, есть. Это нельзя отрицать. Вот здесь сидят его представители. Что касается моды на синергетику, то и она, конечно, существует как некий околонаучный феномен. Но все же – что такое синергетика? Для меня – это философская концепция. Это философия.

Утверждая это, сошлюсь на Вячеслава Семеновича Степина, который сказал, что синергетику можно рассматривать как продолжение гегелевской диалектики. Вот я так ее и рассматриваю: как продолжение гегелевской диалектики. И как гегелевская диалектика была философской концепцией, так и синергетика является философской концепцией. Ну а что касается философских концепций, то к ним не применим критерий фальсификации. Они не фальсифицируются. И с этой точки зрения синергетика не может быть фальсифицированной в попперовском смысле слова. Но как подчеркивал сам Поппер, нефальсифицируемость вовсе не равнозначна отсутствию всякого смысла, как считали ортодоксально мыслящие логические позитивисты.

Вполне очевидно, что философские концепции имеют большую эвристическую ценность для науки, для культуры, общественного сознания, для интеллектуальной деятельности в самом широком смысле этого слова. Поэтому тем, что мною сказано, роль и значение синергетики никак не перечеркивается. Просто я считаю, что она должна проходить не по ведомству науки, а по ведомству философии. Таким образом, в нашем философском полку прибыло. У нас появилось еще и такое философское направление как синергетика.

Я.И. Свирский. Мне кажется, что фокусировка внимания на теме статуса синергетики в контексте жесткого бинарного различения – является она философией или же чисто научным предприятием, не должна мешать нам видеть некоторые важные моменты, которые обеспечивают ее популярность, по крайней мере на отечественной почве. Причем сразу же хотелось бы отметить, что подобной популярности не следовало бы – хотя бы какое-то время – приписывать ценностные характеристики: благотворно или неблаготворно, позитивно или негативно сказывается она на собственно исследовательской деятельности, а также на тех или иных идеологемах. Обсуждение этого, несомненно важного, вопроса хотелось бы пока оставить в стороне. Безусловно, синергетика Хакена, теория диссипативных структур Пригожина, а также теория катастроф Тома, фракталы Мандельброта, автопоэзис Варелы и Матураны срезонировали с важными культурными процессами и запросами, имеющими место во второй половине ХХ в. и одновременно оказались теми привлекательными концептуальными построениями, которые содержат внутри себя некое обещание ответить на животрепещущие вопросы современности, или, если не ответить, то, по крайней мере, придать им более четкие формулировки. Если можно так выразиться, именно экзистенциальное положение дел в современной цивилизации заставляет понятийный аппарат синергетики, как особого рода познавательной стратегии, выходить за пределы собственно естественно-научного дискурса и практики. Поэтому, и тут отчасти следовало бы согласиться со Львом Борисовичем, синергетику сегодня в определенном смысле можно зачислить в разряд философского отношения к миру, не рассматривая ее только лишь как инструмент моделирования процессов и явлений, принадлежащих к разным областям научного знания. С другой стороны, часто упоминаемая опасность неадекватного использования синергетической терминологии хотя и имеет место, но, на мой взгляд, несколько преувеличена: даже метафорическое использование этой терминологии пусть даже с недопустимым, с точки зрения строгой науки, расширением объема терминов, может сыграть (а на мой взгляд, и играет) позитивную роль как в осмыслении того, что происходит нынче в культуре и социуме, так и в формировании соответствующих интуиций, которые обеспечивают возможность предвидения (сценарного предвидения) предположительных будущих состояний этих самых культуры и социума. А главное, внедрение этой терминологии – и даже не столько терминологии, сколько соответствующих ей образов мышления – в так называемое общественное сознание задает ориентиры для выживания в современном мире уже на уровне «мнения».

Как раз в этом контексте жесткое противопоставление синергетики и философии выглядит контрпродуктивным. Скорее, следовало бы вслед за С.П. Курдюмовым говорить о некоем синергетическом мировидении, синтетически сочетающем в себе и философский, и естественно-научный аспекты, причем сочетающем так, что последние присутствуют в нем равноправно. И такое равноправие указывает на следующее, как мне кажется, весьма важное обстоятельство: а именно: на необходимость выработки особого типа способов и средств выражения (или особого типа языка), который соответствовал бы самоорганизующимся, становящимся реалиям тем более, что опыты по созданию таких средств выражения в истории философии уже имеются. Уже представители философии жизни, а после них и экзистенциалисты, с подозрением относились к осмыслению мира в терминах устойчивых неизменных структур (будь то природные структуры или же структуры сознания). Особый вклад в формирование типа мышления, ориентированного на становящиеся, хаотезированные, самоорганизующиеся и саморазрушающиеся системы, внес постструктурализм, одной из центральных тем которого как раз и является поиск концептуальных средств для подключения именно к динамическим, неустойчивым, становящимся образованиям, выработка особого рода мыслительных практик, позволяющих ухватить саму суть становления и научиться жить и мыслить внутри последнего. И оттого не случайно в сборниках, посвященных обсуждению философских оснований синергетики, появляются такие фигуры, как Бергсон, Хайдеггер, Фуко, Делез и другие авторы, озабоченные не столько описанием и обоснованием права на существование уже сложившихся и устойчивых структур (в природе, социуме или психике) в стиле Канта, сколько попытками выхода за пределы любых устойчивостей и определенностей. Грубо говоря, как в философии, так и в науке – принимая во внимание условность такого деления – в центре исследовательских интересов (как уже говорилось на этом «круглом столе») оказались процессы и явления, прежде полагавшиеся второстепенными, незначительными, маргинальными. Такой поворот в сторону якобы «незначительного» сам является симптомом самоорганизующегося становления, пронизывающего современную познавательную деятельность, и может быть назван «синергетическим поворотом», поскольку совершается в самых разных областях научного творчества, вынужденных кооперироваться друг с другом: от физики и биологии до лингвистики и психологии. Отсюда и по необходимости междисциплинарный характер такого рода исследований.

Как мне кажется, весь корпус сюжетов и тем, сопрягаемых с термином «синергетика», органически связан, но связан так, что речь в нем не должна идти о наличии некоего организующего центра. Всякого рода «центризм» здесь оказывается относительным и в конечном счете затемняет суть происходящего. Отсюда и неуместность всякого рода «редукций» и однозначных оценочных суждений, и уже тем более выяснения того, кто «главнее» и кто может претендовать на исключительное право задавать стратегические направления исследований.

Может показаться, что здесь мы слишком далеко отошли от аутентичной синергетики. Но, тем не менее, задача философии состоит не только в анализе конкретных научных достижений, но и, как сказал Вячеслав Семенович, в том, чтобы вписывать в культуру тот дух, который они в себе несут, создавать «концептуальные очки», через которые будут более отчетливо видны те, казалось бы, маргинальные, но на проверку весьма важные силы, которые сорганизуют наш мир, и которые ускользали от взгляда, снабженного прежними, может быть уже не очень-то годящимися «концептуальными очками». Хотя вопрос о годности прежних «концептуальных очков» весьма не прост. Речь, скорее, должна идти о том, чтобы научиться в нужном месте и в нужное время менять эти очки, а также о том, чтобы выработать некие интуиции (некое личностное знание по Поляни) относительно того, когда их нужно менять. И такое «умение» менять концептуальные очки также соотносится, как мне кажется, с теми внутренними импульсами, которые оживляют синергетический способ схватывания реальности. В конечном счете можно предположить, что, если подобный способ схватывания реальности станет «естественным», то онтологизированию подлежит не тот или иной взгляд на мироустройство, а сама смена взглядов. Здесь формируются пути к построению синергетической онтологии, избегающей онтологизирования тех или иных синергетических схематизмов.

Е.А. Мамчур. Вячеслав Семенович высказал очень верную мысль о том, что задача философии в случае с синергетикой состоит в том, чтобы обеспечить возможность включения синергетики в систему культуры. Философия призвана осмыслить материал этой новой научной дисциплины, с тем чтобы сделать его понятным или, как говорил в свое время Филипп Франк – интеллигибельным. Без этого данные и результаты синергетики никогда не станут частью картины мира. В случае с синергетикой, как верно замечает Вячеслав Семенович, повторяется та же ситуация, которая имела место в период становления квантовой механики и теории относительности. Там было все – и прекрасный математический аппарат, и эффективные оправдывающиеся предсказания. Не было только одного – интерпретации, которая сделала бы принципы этих теорий понятными. И все дискуссии, которые велись вокруг этих теорий, имели отношение именно к этому аспекту нового физического знания.

Мне представляется, что наименее понятным или наиболее непонятным в синергетике является вопрос о причинах и механизмах когерентного, кооперативного поведения элементов самоорганизующихся систем. Иногда высказывается мнение, что контринтуитивным в случае с синергетикой является утверждение о том, что в данной отрасли научного знания мы имеем дело с процессами самоорганизации. Критики утверждают, что, поскольку речь всегда идет об открытых системах, ни о какой самоорганизации речи быть не может: рассматриваемые процессы всегда совершаются за счет энергии окружающей среды. В ответ на это, однако, вполне уместно вспомнить слова С.П. Курдюмова, который как-то очень точно заметил, что «всякая система открыта, но не всякая система является самоорганизующейся». Все системы открыты, все они обмениваются энергией с окружением; закрытые, изолированные системы являются лишь идеализацией и в реальности не существуют. Но лишь в некоторых типах систем могут совершаться процессы самоорганизации и самоусложнения. Характерной особенностью этих процессов является кооперативное, когерентное поведение элементов системы. Как и почему оно происходит, каковы его механизмы? Этот вопрос пока остается открытым.

То, что в данном случае здесь действительно есть проблема, отмечалось уже основателями синергетики. Разрешите мне процитировать слова И. Пригожина и И. Стенгерс. Рассматривая один из наиболее ярких примеров самоорганизации в неорганической природе – ячейки Бенара, они пишут: «...Когда наступает неустойчивость Бенара, ситуация изменяется: в одной точке пространства молекулы поднимаются, в другой опускаются как по команде. Однако никакой команды в действительности “не раздается”, поскольку в систему не вводится никакая новая упорядочивающая сила (курсив мой. – Е.М.) Открытие диссипативных структур, – продолжают они, – потому и вызвало столь большое удивление, что в результате одной-единственной тепловой связи, наложенной на слой жидкости, одни и те же молекулы, взаимодействующие посредством случайных столкновений, могут начать когерентное коллективное движение»[2]. Пытаясь охарактеризовать механизмы возникновения кооперативного поведения элементов самоорганизующихся систем, И. Пригожин и И. Стенгерс говорят о существовании «коммуникации» между молекулами[3]. Однако природа и характер этой «коммуникации» остаются у них не раскрытыми. И то, что они берут это слово в кавычки, говорит о том, что они употребляют его в чисто метафорическом смысле.

Мне представляется удивительным, что многих синергетиков вопрос о причинах и механизмах когерентного поведения элементов систем совершенно не беспокоит. Это можно воспринять как отказ от объяснения. Возможно, однако, что мы имеем в данном случае дело не с отказом, а просто с другим типом теоретической реконструкции процессов самоорганизации, отличным от причинного. Быть может, мы являемся свидетелями проникновения в синергетику объяснительной стратегии, суть которой в том, что рассматриваемое явление просто объявляется «естественным», не требующим объяснения через что-то другое. Прецеденты использования такого типа стратегии в научном познании есть. В их числе – отказ Галилея от поисков причин движения тел в механике. В физике Аристотеля для движения тел нужна сила, которая и является причиной. Вопреки Аристотелю, Галилей утверждал, что равномерное и прямолинейное движение тел представляет собой движение по инерции в евклидовом пространстве. Согласно Галилею равномерное и прямолинейное движение не нуждается в силе, сила нужна только для изменения характера движения. Аналогичным образом, по Эйнштейну, движение в поле тяготения не является результатом действия гравитационных сил, а представляет собой движение по инерции в неевклидовом пространстве. И Галилей, и Эйнштейн стремились представить движение тел как естественное, не требующее никаких причинных объяснений. А разве не та же стратегия характерна и для стандартной интерпретации квантовой механики? Известно, что согласно этой интерпретации невозможно объяснить, указать причину того, почему один из атомов в куске радиоактивного урана распадается сейчас, а другой пролежит не распавшимся еще тысячи лет. Причем, как отметил Р. Фейнман, не только мы не знаем, почему так происходит, сама Природа не знает этого.

Такое же по типу «объяснение» предлагают нам финалисты в биологии. Пытаясь дать разумную интерпретацию явлению целесообразности в живой природе, они говорят о целесообразности как об имманентной, внутренне присущей живым системам. Таким образом, они также стремятся представить целесообразность как «естественное» явление. Многих ученых, однако, такая ситуация не удовлетворяет. Возможно, именно в этом лежит причина скептического и даже негативного отношения к концепции самоорганизации и самому термину «самоорганизация». Человеческий разум жаждет причинного объяснения, причем явно предпочитает причинность производящую. Многих ученых способен удовлетворить только такой способ объяснения явлений. Не получая ответа на вопросы почему и как, ученые испытывают чувство интеллектуального дискомфорта. Трудно поверить, привыкнуть и принять, что существует другой тип теоретической реконструкции явлений, который в принципе не дает ответа на эти вопросы и не может быть редуцирован к причинному объяснению. Эта нередуцируемость для многих ученых равносильна отказу от одного из основополагающих законов человеческого мышления – закону достаточного основания, сформулированного в свое время Лейбницем. Ссылаясь на имманентность телеологии и невозможность объяснить механизмы «жизненных порывов», «энтелехии» и т.п., финалисты предлагают нам отказаться от закона достаточного основания.

Это не значит, что, отказываясь от поисков причинного объяснения когерентного поведения элементов самоорганизующихся систем, синергетики отказываются от поисков законов самоорганизации. Нет, конечно. Все синергетики ищут такие законы: и те, которые озабочены поисками механизмов кооперативного движения, и те, которые отказываются от этих поисков. Но то, что они ищут и что надеются найти – зависит от их методологической ориентации. Редукционисты полагают, что это будут более фундаментальные законы – либо физические, либо химические, либо биологические – в зависимости от исследуемой сферы реальности и типа самоорганизующейся системы. Антиредукционисты, напротив, объявляют их в принципе не сводимыми к закономерностям нижележащих более фундаментальных уровней организации материи.

Интересна в этом плане позиция Нобелевского лауреата в области физики С. Вайнберга, изложенная им, в частности, в недавно переведенной и опубликованной у нас книге[4]. Вайнберг – редукционист. Он говорит, что все редуцируемо и что как раз все законы хаоса уже удалось редуцировать к законам микрофизики. «Поразительный прогресс, достигнутый в последние годы в этой области (имеется в виду исследование хаотических систем. – Е.М.) заключался не только в наблюдении хаотических систем и формулировке эмпирических закономерностей, управляющих ими: что значительно важнее, законы, которым подчиняется хаотическое поведение, были математически выведены из законов микрофизики, управляющих теми системами, в которых возникает хаос»[5]. Вайнберг жестко критикует саму идею существования как он их называет «автономных», т.е. особых, специфических, нередуцируемых законов. «Нужно еще установить… – пишет он, - действительно ли существуют новые законы, управляющие сложными системами?»[6]. Приведя в качестве примера толпу линчевателей – типичный пример самоорганизующейся системы в социальной сфере – Вайнберг пишет: «Можно попытаться сформулировать все, что мы знаем о толпах в форме законов … но если мы попросим объяснить, почему эти законы действуют, нас вряд ли удовлетворит ответ, что это фундаментальные законы, не имеющие объяснений через что-то другое. Мы, скорее, будем искать редукционистское объяснение, основанное на психологии отдельных людей»[7].

Однако позиция Вайнберга противоречит тому, что говорят сами творцы синергетики. Как утверждает О. Тоффлер, хорошо знающий точку зрения И. Пригожина и И. Стенгерс (он, как известно, является и автором предисловия к их книге «Порядок из хаоса»), они как раз настаивают на том, что законы кооперативного поведения не редуцируемы к законам нижележащих уровней материи. Они настаивают на «автономности» этих законов. Так, Тоффлер пишет: «Еще более важные следствия теория Пригожина и Стенгерс имеет для изучения коллективного поведения. Авторы теории предостерегают против принятия генетических или социобиологических объяснений загадочных или малопонятных сторон социального поведения. Многое из того, что обычно относят за счет действия тайных биологических пружин, в действительности порождается не “эгоистичными” детерминистскими генами, а социальными взаимодействиями в неравновесных условиях»[8]. Для тех, кто, возможно, подзабыл текст Тоффлера (что совершенно естественно, поскольку книга была у нас опубликована почти 20 лет назад), напомню приведенный им пример из «жизни муравьев». «…В одном из недавно проведенных исследований, – рассказывает Тоффлер, – муравьи подразделялись на две категории: «тружеников» и неактивных муравьев, или “лентяев”. Особенности, определяющие принадлежность муравьев к той или другой из двух категорий, можно было бы опрометчиво отнести за счет генетической предрасположенности. Однако, как показали исследования, если разрушить сложившиеся в популяции связи, разделив муравьев на две группы, состоящие соответственно только из “тружеников” и только из “лентяев”, то в каждой из групп в свою очередь происходит расслоение на “лентяев” и “тружеников”. Значительный процент “лентяев” внезапно превращается в прилежных “тружеников”»![9]

Вайнберг выступает против идеи существования «автономных» законов, а основатели синергетики, напротив, приветствуют идею А. Эддингтона о существовании первичных и вторичных законов: первичным подчиняется поведение отдельных частиц, в то время как вторичные законы – это законы поведения совокупностей или ансамблей атомов и молекул[10].

Так кто же прав? Вайнберг или основатели синергетики? Лично мне более логичной представляется позиция Пригожина и Стенгерс: если существуют особые специфические процессы самоорганизации, то должны существовать и новые специфические законы, которым эти процессы подчиняются. Тем не менее вопрос пока остается открытым. И, очевидно, что без разрешения его синергетика не может быть безболезненно «встроена» в картину мира и стать достоянием культуры.

В.Г. Буданов: Я хотел бы пояснить свое видение внутреннего строения процесса полноформатного синергетического моделирования в гуманитарной сфере и междисциплинарном проектировании. В основе этого видения, помимо прочего, лежит мой многолетний опыт преподавания синергетики гуманитариям разных специальностей. Так вот, рефлексия над этим опытом позволяет выделить в этом процессе следующие этапы:

1. Постановка задачи в дисциплинарных терминах. 2. Перевод дисциплинарных понятий и эмпирических данных в синергетический тезаурус. На этом этапе царит коммуникативный хаос, метафорический произвол, смысловая игра в бисер. Любой языковый денотат, если подобрать нужный контекст, оказывается возможным именовать и аттрактором, и управляющим параметром и т.д. 3. Усмотрение базовых процессов, принципов синергетики в эмпирическом материале, что существенно сужает метафоризацию и произвол интерпретаций. 4. Согласование, сборка принципов синергетики на эмпирическом материале, в результате чего возникает «кольцо принципов». На этом этапе коммуникативный произвол еще больше ограничивается, что позволяет перейти к системному этапу, выбору конфигуратора. 5. Построение структурно-функциональной когнитивной модели. 6. Конструирование формальной динамической модели, фиксирующей тип уравнения, пространства состояний и т.д. 7. Выстраивание «реальной» модели, т.е. уточнение свободных параметров и коэффициентов из опыта. 8. Математическое решение модели. 9. Сравнение с экспериментом, интерпретация результатов. 10. Принятие решений, корректировка модели на любом из этапов, замыкание герменевтического круга моделирования.

Очевидно, что переходы от одного этапа к другому – это, по сути, коллективный творческий процесс, в котором необходимо компетентное участие не только математиков и предметников, но и философов. По мере продвижения по этапам мы переходим от метафорической синергетики к строгой, и эта работа требует владения навыками философской рефлексии. Этапы 2, 3, 4 являются новыми, существенно синергетическими, они от метафорической синергетики приводят нас к началам математического моделирования. Очевидно, что остановка в начале пути, ограничение лишь метафорическим этапом 2, делает невозможным какое-либо моделирование, даже когнитивное. Именно в этом «застревании» состоит, на мой взгляд, болезнь «гуманитарной» синергетики.

Вместе с тем почему это происходит? Елена Аркадиевна уже отчасти ответила на этот вопрос. Тот, кто не привык искать действующие причины, не обладает навыками методологической рефлексии, склонен онтологизировать те или иные частные законы, неизбежно зацикливается на метафорическом этапе таким образом, что для него слово «аттрактор» вполне может заменить сложную динамику и сложную математику тем более, что эта замена в принципе избавляет от скучной необходимости считать и измерять. И относительно термина самоорганизация. Когда мы говорим, что шарик скатывается – это не физика, а бытописание, самодвижение материи. Когда мы говорим, что шарик скатывает некая внешняя сила, это физика Ньютона, действующая причина, десакрализация самодвижения материи. Само-лет – мистика. Самолет летит под действием подьемной силы и тяги двигателя - действующие причины. Самоорганизация при замерзании воды ровно такая же «загадка», что и ячейки Бенара. В контексте объяснения явлений самоорганизации нередко прибегают к метафорам: говорят про «невидимую руку дирижера», или еще лучше - про слово гипнотизера, «усыпившего» молекулы. К этим метафорам привыкли и не удивляются. Но метафоры не должны уводить нас от поиска действующих причин. А эти причины одинаковы, это средние коллективные поля, которые, конечно же, редуцируются к микровзаимодействию молекул, множеству действующих причин, и никаких новых фундаментальных законов искать не надо, просто на макроуровнях привычные законы проявляются иначе, зачастую они становятся нелокальными по пространству и времени, появляется память системы, новые элементы с внутренними пространствами и т.д. Здесь действующие причины усмотреть не всегда просто, часто помогает математика, если мы имеем дело с так называемыми марковскими процессами, а если нет, то о языке действующих причин можно забыть, он не эффективен и остается язык холистического, нелокального описания, типа законов сохранения, вариационных принципов, асимптотических состояний и т.д., часть информации может утрачиваться, сворачиваться. В этом и заключается искусство моделирования явлений и процессов на качественно разных структурных уровнях иерархии окружающей нас действительности, когда редукция к физике элементарных частиц просто невозможна. Адекватно объяснять эту иерархию качеств, не пользуясь физическим и математическим языками синергетики, трудно: кто-то просто верит в мощь науки и пафос – «посмотрите как это удивительно…»; а кто-то требует доказательств на обыденном языке, отторгая как редукционизм всякие ссылки на физику и математику. Конечно, есть еще философия с ее многовековой традицией, есть диалектика Гегеля... И здесь, я согласен с Вячеславом Семеновичем, что ключи адекватного понимания синергетики в культуре еще не найдены, а найти их без философии вряд ли возможно.

Е.Н. Князева: Я хотела бы высказать свою позицию по обсуждаемым вопросам в связи с моим в двояком смысле промежуточным положением. Я могу судить о развитии синергетики в России в связи с разработкой всей этой проблематики в других научных школах в мире и должна сказать, что синергетика в России – это феномен, которому нет равных в мире. У нас синергетика необычайно развилась, приобрела огромную популярность, подняла мощную волну научных семинаров и конференций, проводящихся ныне, в том числе и на постоянной основе, обросла разнообразными естественно-научными и социальными приложениями, физическими и метафизическими смыслами. Этот феномен сам по себе, как научное и культурно-историческое событие, достоин изучения. Почему именно на российской почве? Почему именно на российской научной и культурной среде?

Свое промежуточное положение ощущаю также в том, что, работая уже на протяжении 20 лет в Институте философии РАН, активно сотрудничала все это время с Сергеем Павловичем Курдюмовым и его научной школой, которые разрабатывают синергетику как таковую, жесткое ядро синергетики, сами синергетические модели. Я продолжаю это сотрудничество и сейчас уже с учениками Курдюмова. Второй аспект моего промежуточного положения – это положение между жестким ядром, самим «телом» синергетики и надстройкой над ним, синергетикой как философией.

Выступая с этой позиции, я бы не согласилась с тем, что синергетика уже является наукой или научной дисциплиной, а также и с тем, что синергетика уже стала философией. Все-таки это только складывающаяся наука. Инерция научного сообщества необычайно велика. В настоящее время в мире издается около 30 журналов по тематике синергетики в нашем ее понимании, но все они выходят под названиями типа “Cybernetes”, “Systemica” и т.п. Один из факультетов МГУ до сих пор называется факультетом вычислительной математики и кибернетики, хотя синергетика является наследницей кибернетики. Синергетика станет наукой, научной дисциплиной, когда учебников по синергетике будет столько же, сколько сейчас на полках в книжных магазинах учебников по политологии. А если даже не станет, то все равно будущее науки за междисциплинарными исследованиями сложных систем, под каким бы именем они ни развивались.

Синергетика обладает парадоксальным свойством самоприменимости: на развитие синергетики можно смотреть синергетически. А складывается она очень сложным образом, неоднозначно и неравномерно. Мода на синергетику в России порождает и «обильную пену», множество поверхностных искажающих существо синергетического знания выступлений и публикаций, по сути забалтывающих синергетику. Применение синергетики, особенно в гуманитарных и социальных областях, нередко сводится к «навешиванию ярлыков», к простому использованию синергетической терминологии без понимания тех глубоких эволюционных механизмов, которые за ними стоят. Синергетическое движение в России и мире за последние пять лет понесло тяжелые потери: Франсиско Варела (1946-2001), Юрий Львович Климонтович (1924-2002), Илья Романович Пригожин (1917-2003), Сергей Павлович Курдюмов (1928-2004). С уходом этих флагманов синергетического движения особую значимость приобретает задача сохранения аутентичного ядра синергетики во всем богатстве его научно-теоретических и философско-мировоззренческих смыслов, в чем заметную роль играет и настоящий «круглый стол», организованный журналом «Вопросы философии».

Возвращаясь к феномену синергетики в России, где она расцвела во всех своих приложениях и возводится ныне чуть ли не в новую философию природы или, точнее, философию изучения сложных систем вообще, хочу подчеркнуть, что синергетика не является таковой в других школах синергетики в мире. Утверждая это, я основываюсь на своем двухлетнем опыте работы в Центре синергетики профессора Германа Хакена в Университете Штутгарта, на изучении его работ и работ его немецких коллег. Для Хакена синергетика – это прежде всего и главным образом модели, модели становления кооперативного поведения, родившиеся из физики лазеров. Основа этих моделей – поиск параметров порядка, принцип подчинения и циклическая причинность, устанавливающаяся между поведением элементов на микроуровне и параметрами порядка на уровне развития системы как целого. Конечно, он проявляет большой интерес и к философским следствиям синергетики и во введениях к своим книгам постоянно подчеркивает, что синергетика междисциплинарна и применима к сложным системам разной природы, в том числе и к человеку и обществу. Это он замечательно показал, сделав доклад на тему «Самоорганизующееся общество» на международной конференции «Стратегии динамического развития России», состоявшейся в июне 2004 г. в Российской академии государственной службы при Президенте РФ. Его теоретические представления и анализ современных трендов общественного развития Германии и США приводят к убеждению, что все сферы общественной жизни могут быть перестроены на началах самоорганизации и самоуправления, ответственности каждого члена общества за возникающее общественное целое. Но этот сюжет не является центральным в его творчестве. То, в чем Хакен действительно далеко продвинулся, – это приложения синергетики в психологии восприятия и в информатике, в том числе построении компьютера, работающего согласно принципам синергетики, так называемого синергетического компьютера, дальше к философии он не идет.

С профессором Хакеном мы совместно прорабатывали некоторые идеи классиков немецкой философии, которые поразительно близки синергетике. Например, сложная природа времени, как она раскрывается в «Феноменологии внутреннего восприятия времени» Эдмунда Гуссерля: ретенции, тянущиеся из прошлого, и протенции, простирающие свои нити из будущего и влияющие на нас сегодня, – все это в настоящем. Близка к этой и позиция Мартина Хайдеггера о модусах времени и о сложном, наполненном моменте «теперь», включающем в себя и прошлое, и будущее. Синергетика говорит в этой связи о сложной связи пространства и времени и различных модусов времени в структурах-аттракторах эволюции, которые описываются инвариантно-групповыми решениями. Фридрих Ницше говорил о конструктивности хаоса и о преддетерминации, влиянии завтра на сегодня. Или Николай Гартман, который писал об уровневой онтологии бытия. Вячеслав Семенович Степин говорил сегодня здесь, что синергетика призвана дать нам понимание не просто соотношения микрохаоса и макропорядка, но и законов иерархической организации мира, возвышения по уровням сложности. В немецкой философии, в частности у Николая Гартмана, можно найти ряд любопытных представлений на этот счет. Хотя Герман Хакен с интересом обсуждал эти проблемы, в самих его работах мы не найдем сопоставления представлений синергетики с немецкой философией. Как он отмечал в одном из интервью, он занимает позицию, более близкую к Аристотелю, нежели к Платону, но не склонен руководствоваться отвлеченными философскими принципами, а, скорее, конкретным опытом исследования процессов самоорганизации и эффектов становления когерентного поведения, пониманием их физических механизмов и их математическим описанием. Философия самоорганизации существует в Германии сама по себе. Имеются работы коллег-философов, которые развивают эти идеи независимо от синергетиков, но со ссылками на их работы. Например, интересные публикации философа М.-Л. Хойсер-Кесслер, которая изучает становление идеи самоорганизации в натурфилософии Шеллинга. У самого Хакена этой метафизической оболочки нет.

Хотелось бы обратить внимание на еще один важный и интересный момент, касающийся современного состояния синергетических исследований. По признанию самого Хакена и по оценкам его коллег из Университета Штутгарта, у Хакена практически нет последователей. У него нет школы, такой, скажем, какая была создана Курдюмовым. Огромнейшая школа, величина которой, как и значение научных и философских идей личности Курдюмова, неоценимы для России. А поскольку есть такая школа, поскольку он так много вложил в своих учеников, постольку есть надежда, что синергетическое движение в России будет продолжаться, в том числе и в курдюмовском духе. А у Хакена, конечно, были сотрудники, которые применяли его синергетические модели в своей области – физике, информатике, психологии. Но они, получив контракты, разъехались по разным университетам и занимаются моделированием конкретных процессов, и если там и есть философия, то это, как они называют, – формальная философия, такая философия, которая для нас является просто физикой и прибавкой некоторой рефлексии над ней. Примерно также обстоит дело и во Франции, о чем я скажу немного позже.

Говоря о своих последователях, Хакен ссылается на Клауса Майнцера, своего ближайшего коллегу, заведующего кафедрой философии в Институте междисциплинарной информатики при Университете Аугсбурга (Бавария), который является одновременно Президентом Немецкого общества по исследованию сложных систем и нелинейной динамики. Майнцер написал замечательную книгу “Thinking in Complexity” («Мышление в сложности»), выдержавшую уже четыре издания, ее мы собираемся издать в ближайшее время в России. В настоящее время он занимается дальними приложениями нелинейной динамики и синергетики для понимания «расширенной реальности» (ибо «быть-в-мире» означает сегодня быть включенным в систему человек-компьютер), сетевого распространения информации и сетевого мышления, а также этическими вопросами новых биологических, генетических и компьютерных технологий. Кроме того, его интересуют возможности приложения моделей нелинейной динамики в когнитивных науках. Речь идет об очень модной и набирающей силу в западных странах концепции телесного, инактивированного или ситуационного познания (embodied cognition), изучением и развитием которой в последнее время занимается и Майнцер.

Есть еще одна, по своей методологии близкая Хакену, группа ученых в Германии и в Швейцарии, которые понимают синергетику в непосредственной связи со своей практической деятельностью в области клинической психологии, психотерапии и реабилитационной психиатрии. Это работы Гюнтера Шипека (Günter Schiepek), Вольфганга Чахера (Wolfgang Tschacher) и их коллег. Они применяют в том числе и математические модели синергетики, чтобы понять течение душевных болезней, например шизофрении, прогнозировать их развитие и осуществлять лечение. Психотерапевтические процессы рассматриваются ими как каскады фазовых переходов и смены параметров порядка, изучаются такие динамические черты этих процессов, как флуктуации, последовательности, циклы. Ментальные состояния понимаются как квази-аттракторы психических событий, а воздействие психотерапевта – как изменение психосоциального аттрактора или ландшафта потенциалов психики, причем диверсификация ландшафта потенциалов психики пациента рассматривается как путь к повышению ее устойчивости. Эта группа ученых регулярно проводит Осенние академии (Herbstakademien), на которые собираются специалисты со всего мира, изучающие возможности применения моделей синергетики и нелинейной динамики в психологии и психотерапии. В октябре 2006 г. в Асконе (Швейцария) состоится очередная Осенняя академия «Динамические системы в когнитивной науке». Таким образом, философия синергетики становится здесь своего рода практической философией.

Во Франции тоже существует синергетическое движение, которое называется там «сложным мышлением», под которым понимаются методы познания сложного в мире. Олицетворением синергетики по-французски является Эдгар Морен, Президент Ассоциации сложного мышления, весьма влиятельной организации во всем франкоязычном, итальяно- и испано-говорящем мире. Его основной труд «Метод. Природа Природы» недавно вышел в свет в моем переводе в России. То, что развивает Эдгар Морен, – это действительно мышление в духе Ильи Пригожина, но с большим культурологическим, социальным и образовательным подтекстом. Синергетика доводится здесь до инженерии познания сложного, до требований радикальной реформы образования, социального управления и практической деятельности. Что касается применения методов нелинейной динамики в когнитивных науках, то эти исследования проводятся в Центре прикладной эпистемологии, директором которого является Жан Петито. Философия самоорганизации является там формальной философией, небольшой надстройкой над математическим описанием, о чем я уже говорила.

В связи с этим хотелось бы обратить ваше внимание еще на одну особенность развития синергетики в России. Сергей Павлович Курдюмов всегда сетовал на то, что работы, в которых излагались ключевые полученные его школой результаты моделирования сложных спектров структур-аттракторов в открытых и нелинейных средах, публиковались уже с 1970-х годов, но не вызывали должного интереса научного сообщества. Мощнейшие идеи о сложных спектрах структур, возникающих в режимах с обострением, о законах нелинейного синтеза сложных структур, о коэволюции как искусстве «жить вместе», результаты, подобных которым нет ни в школе Пригожина, ни в школе Хакена, фактически были получены уже 30-40 лет назад и подробно излагались в толстых научных монографиях, типа «Современные проблемы математики», в многочисленных препринтах Института прикладной математики им. М.В. Келдыша, в солидных научных специализированных журналах, но практически оставались без внимания и в России и за рубежом. Почему? Это один из парадоксов приживания нового в науке. Синергетика в России начала бурно развиваться через именно философию синергетики, когда эти результаты стали излагаться на качественном уровне и в философском контексте, когда С.П. Курдюмов со своими учениками стал писать популярные книги о приложении синергетики к футурологии, к развитию общества, к творчеству человека. Только когда синергетика обросла мировоззренческими, метафизическими в аристотелевском смысле оболочками, возник подлинный интерес к синергетическому ядру как таковому.

И, наконец, последнее мое замечание о применении синергетики. Границы применения синергетики связаны с границами применения синергетических моделей, хотя когда математизация невозможна, синергетические модели могут плодотворно применяться в качественном виде. Для меня синергетика – это прежде всего модели, понимание сложных внутренних механизмов эволюционных процессов в природе и обществе, а не просто синергетическая терминология, используемая нередко в метафорическом смысле. Метафоры, как известно, допустимы как исходный стимул познания. Важнейшей является проблема сложности адаптации синергетических моделей к гуманитарному и социальному материалу, которая разрешима только при обоюдном и тесном сотрудничестве специалистов в соответствующей гуманитарной или социальной области знания и специалистов в области синергетики, через творческие коллективы и личностное знание специалистов. Здесь существует такой парадокс, который я хотела бы отметить. Мне кажется, синергетика сейчас более важна и лучше воспринимается представителями гуманитарных и социальных наук, чем наук естественных, если только сами они изначально не являются синергетиками как Д.С. Чернавский, Ю.М. Романовский или Г.Г. Малинецкий, т.е. если они не занимаются разработкой моделей самоорганизации. В таком случае физики, химики, биологи, как правило, скептически относятся к синергетическим моделям и к синергетическим понятиям как к искусственно навязываемому им языку, они продолжают делать свое дело и оперировать уже наработанными ими методами в своей узкой области естествознания. В гуманитарных и социальных науках ситуация совершенно иная. Скажем, историки собираются сегодня на симпозиумы и всерьез обсуждают «что было бы, если бы …», т.е., зная исторический материал, обсуждают альтернативную историю. И это хороший знак, ибо, будучи трансдисциплинарной областью знания, синергетика, как и математика, опережает развитие традиционных дисциплинарных областей. Она может открывать для них необычные ракурсы дальнейших исследований, служить эвристическим инструментом дальнейших научных изысканий.

Б.И. Пружинин. По сути развернувшейся здесь дискуссии о философско-методологическом статусе синергетики я бы хотел заметить следующее. Релятивистские умонастроения, ныне у нас популярные (впрочем, популярные не только у нас), в принципе исключают абсолютизацию чего бы то ни было, включая абсолютизацию возможностей синергетики и ее подходов. По крайней мере, исключают ее сознательную абсолютизацию. Так что вряд ли сегодня кто-либо будет всерьез оспаривать тезис, согласно которому идеализации, лежащие в основе моделей синергетики, определяют сферу приложимости этих моделей – на то они и модели, о чем отечественные философы высказались лет 40 назад и что вошло уже в учебные вузовские курсы. А развернувшееся здесь обсуждение еще раз подтверждает, что вопрос для философов заключается совсем не в том, есть ли вообще у синергетики границы и где они вообще пролегают. Не философам принадлежит здесь решающее слово – обобщения, конечно, нужны и возможны, но общие сентенции на этот счет, как правило, тривиальны. Пролегают границы там, где синергетические модели теряют эффективность. Вопрос приложимости модели решается всегда конкретно – в лабораториях, в повседневной научной работе, в познавательной и технологической практике. И кстати, точно так же, в рабочем порядке прочерчивается разделительная линия между пустым синергетическим дискурсом и эвристически эффективным использованием языка синергетики за пределами собственно математики и соответствующих областей физики. Философов же в этом вопросе о границах волнует прежде всего своя вполне конкретная проблематика. И дискуссии между философами идут о том, как должен быть представлен ракурс этой проблематики. На мой взгляд, его хорошо представляет в данном случае вопрос: репрезентируют ли синергетические модели мир как он есть (со всеми его потенциями)? И если репрезентируют, то в какой мере? Если угодно, отображают ли они объективную реальность (естественно, в соответствующем аспекте), или эти модели являются исключительно инструментальными конструкциями (хотя и, безусловно, эффективными в соответствующих областях реальности)?

Дело в том, что онтология, предполагаемая моделями синергетики, радикально отличается от онтологий, предполагаемых моделями классической и даже неклассической науки. Мир синергетики радикально иной. Соответственно, наделение синергетической онтологии объективным статусом влечет за собой коренное изменение весьма значительной части наших представлений о мире. В этом случае должны измениться и научная картина мира, и вместе с ней господствующие философские представления. Это обстоятельство, собственно, и заставляет вернуться к немодному ныне вопросу об объективном статусе наших представлений о мире. И я думаю, каким бы ни был сегодня ответ философии на вопрос о статусе синергетики, располагаться должен такой ответ именно в этом спектре – между полюсами ответов на вопрос об объективности синергетической онтологии.

В какой бы форме мы не возвращались к вопросу об объективности, признание самого факта такого возврата под давлением синергетики имеет сегодня очевидный очень поучительный историко-философский смысл.

Несколько субъективных замечаний о собственно философско-методологическом статусе синергетики. Я, как и многие другие, давно слежу за динамикой этой области. Она привлекает внимание своей эвристической эффективностью. Но я отнюдь не считаю себя специалистом в этой области. И только потому, что я это прекрасно осознаю, я решился на участие в данном «круглом столе». Все что я буду говорить далее, выражает взгляды, так сказать, заинтересованного неспециалиста.

Так вот, здесь за «круглым столом» я наблюдаю столкновение двух позиций. Одну из них я обозначил для себя как позицию практикующего ученого. Суть этой позиции, как мне показалось, состоит в том, что строгая наука синергетика нуждается в философско-методологическом обосновании (обслуживании) с целью утверждения ее нормы (канона) в современной научной и культурной среде. Это необходимо для продвижения синергетических моделей за пределы их «малой родины», а также для того, чтобы использование синергетических моделей и языка синергетики за ее пределами было более корректным. Иная позиция заключается в том, что задачей философии является критический анализ синергетики, прежде всего на территории собственно философии, в ходе которого философия своими собственными средствами определяет эпистемологический и онтологический статус синергетики и тем самым «вписывает» ее в культуру. Синергетика предстает здесь как объект специализированной философской рефлексии, которая, конечно же, учитывает самооценку синергетики, но которая опирается прежде всего на собственный 2500-летний опыт.

Что же в синергетике является проблемным с философской точки зрения? Очевидно, не сами по себе математические модели и не сама по себе эффективность их применения. Оценка корректности математических моделей дело математиков и специалистов в тех областях, где эти модели применяются – физиков, химиков, биологов, историков и пр. Впрочем, и для философов в этих оценках есть нечто важное – задачей философии является здесь уяснение общих условий приложения таких моделей и надзор за их соблюдением в различных областях познания и практики. А если при этом еще согласиться, что оценки специалистов достаточны для признания объективного статуса синергетических моделей, то компетенция философии в данном случае этим и ограничивается. Если же признать, что с точки зрения философии локальная эффективность синергетических моделей недостаточна для утверждения их объективного статуса, то перед философией возникает проблема систематического соотнесения предполагаемых этими моделями особенностей познавательной деятельности со всей системой познания, имеющего на сегодня объективный статус. Иными словами, речь тогда должна идти об уточнении эпистемологических и онтологических оснований эффективности синергетических моделей. В частности, с этой точки зрения весьма проблемным в философско-методологическом плане представляется предлагаемый синергетикой вариант междисциплинарных исследований в сфере действия ее моделей. Его я и коснусь.

По крайней мере, в одном их аспектов синергетику (или ту область научно-познавательной деятельности, которую обозначают также и таким образом) определяют как особый способ (математического) моделирования объектов, с необходимостью предполагающих междисциплинарное исследование. Что в этом плане предлагает синергетика? Она предлагает в своих моделях способ совмещения дисциплин, позволяющий, так сказать, обойти очевидную несовместность их онтологий путем проекции соответствующих сложностей на проблематику коммуникации между представителями различных дисциплин. Иначе говоря, путем апелляции к человеку – к соответствующим научным сообществам, к проблеме взаимопонимания и пр. Такой подход, конечно, не означает, что в рамках синергетических моделей проблемы соотнесения различных дисциплин сводятся к проблемам исключительно языковым. Во всяком случае, модель должна обеспечивать эффективное выполнение вычислительно-предсказательных функций. Для этого она и создается. Но вот по поводу эффективности выполнения этих функций как раз и должны договариваться научные сообщества различных дисциплин. Таким образом, процессы интерпретации, согласования, достижения взаимопонимания приобретают здесь решающие эпистемологические функции.

Вообще говоря, ничего из ряда вон выходящего в описанной ситуации нет. Именно такой тип взаимодействия дисциплин характерен для прикладного исследования. Так строится прикладная наука. Для решения определенной технологической задачи на базе какой-либо вполне традиционной дисциплины конструируется модель ситуации, которая затем, путем подбора, дополняется элементами иной природы, на базе иных дисциплин. Например, теоретическая робототехника. В ее рамках взаимодействие теории механизмов и кибернетики изначально задается стремлением эффективно решить вполне конкретную техническую задачу – создать роботов, способных к самоперепрограммированию. В этой точке, на этой задаче и сходятся соответствующие исследовательские линии. Первая из этих линий связана с созданием устройств, имитирующих движения человека. В рамках данного исследовательского направления ученые занимаются тем, что, в частности, на базе уравнений механики, основанных на законах Ньютона, создают математические модели приводов манипулятора и прочее. Вторая линия связана с разработкой устройств, имитирующих интеллектуальную деятельность человека, т.е. предназначенных для хранения и переработки информации. Здесь с учетом достижений кибернетики создаются управляющие роботом системы. Но соединение этих исследовательских линий для построения самоперепрограммирующегося робота оборачивается самостоятельной исследовательской задачей, которая имеет очевидный междисциплинарный характер, предполагающий взаимодействие различных, зачастую несовместимых дисциплинарных парадигм и норм. Совмещение же их осуществляется всегда под локальную задачу. И в формах, которые часто вообще не имеют вид стандартного знания. Например, в виде рецептурных списков или инструкций, уместных лишь в данном конкретном (локальном) случае. Основной этап конструирования механизма с заказанными параметрами идет путем принятия все новых, совершенно не имманентных исходной модели допущений, призванных локально, применительно к данной задаче, совместить несовместимые требования и, соответственно, совместить несовместимые дисциплины и методики исследования.

Первоначальная модель робота должна быть дополнена реальными характеристиками материала, из которого робот может быть изготовлен с учетом коэффициентов трения, упругости звеньев, предельных допусков и неизбежных ошибок при их изготовлении. И прочее. При этом каждое следующее допущение отнюдь не вытекает логически из предыдущих и исходных модельных представлений (как то имеет место в гипотетико-дедуктивных конструкциях), а скорее контекстуально задается, и при том задается, имея в виду оптимальную реализацию заказа, т.е. телеологически. Ведь требования, которым должна отвечать конструируемая машина, как правило, взаимоисключающие. Танк должен быть маневренным, скоростным, легким, но он должен быть и защищенным, т.е. имеющим достаточно толстую, а стало быть, тяжелую броню. Современный робот, совмещающий в себе механическую и кибернетическую компоненты, ориентирован на совмещение двух взаимоисключающих требований: гибкости спектра выполняемых операций и автономности, т.е. конструирование современных роботов предполагает решение задачи управления системами со многими степенями свободы. Очевидно, однако, что задача эта в таком виде общего решения не имеет. Она решается путем подбора под определенные, заданные запросом клиента параметры данного робота – именно с его манипуляторами, именно с его приводами, с его памятью и пр. Такого рода решения, удовлетворяющие клиента, не могут не быть локальными. Но вообще говоря, никакой цели создать рациональное целостное представление реальности у прикладного исследования нет. Такого рода проблемы возникают лишь в фундаментальных исследованиях.

В отличие от прикладных, т.е. инструментальных, исследований, традиционная наука строится иначе. Ее цель – рациональная система представлений о мире. И потому пограничные дисциплины, возникающие в ней, по сути являются попытками рационального согласования онтологий. Договариваться здесь не о чем. Так обстоит дело с физической химией, с химической физикой, с биофизикой и пр. Иное дело, химическая технология или сопротивление материалов. Синергетика в значительной мере подобна последним.

Но значит ли это, что конструкции синергетики не имеют познавательного смысла? Конечно же, нет! Отнюдь нет! Сама растущая сфера их приложения свидетельствует о том, что инструментальная эффективность моделей синергетики имеет объективные основания. Однако речь, надо полагать, должна идти о строгом методологическом контроле, позволяющем избежать своеобразного методологического смешения функций этих моделей – познавательных и прикладных. В прикладном исследовании эффективность определяется извне – скажем, по способности этих моделей предсказывать катастрофы и пр. Внутренняя рациональность конструкции здесь не важна. Но как раз разрывы в рациональной структуре моделей и стимулируют фундаментальные исследования моделируемых объектов, обозначают проблемные точки исследований, имеющих своей целью фундаментальность – целостное рациональное отображение мира.

Таким образом, модели синергетики познавательно эффективны постольку, поскольку они эвристичны, поскольку они стимулируют исследования, направленные на приращения рационального знания. Но при этом синергетика прямо постулирует соответствующую онтологию как объективную реальность, а в результате синергетические модели вольно или невольно обобщаются и трансформируются в онтологические схемы определенного типа. Но при этом они предстают как определенного типа метафизика, компенсирующая разрывы рациональности телеологией. Обобщение моделей синергетики, обеспечивающее междисциплинарное взаимопонимание, выполняется здесь на схемах, очень напоминающих телеологические схемы диалектической логики. Надо сказать, такого рода схемы очень эффективны при наложении на гуманитарную реальность, но именно как эвристические схемы, как схемы, стимулирующие дальнейшие исследования в гуманитарных науках, но ни в коем случае не претендующие на то, чтобы быть схемами самостоятельной положительной гуманитарной науки с собственной онтологией и функцией предсказания. И в этом вопросе методологический приоритет философии. Философов действительно интересует именно вопрос об объективных основаниях моделей синергетики, позволяющие им интегрировать различные дисциплины и согласовывать их онтологии, но как вопрос об основаниях ее эвристической эффективности. И далеко не только с полицейскими целями. В свое время предпринимались многочисленные попытки создать социальную физику, социальную динамику и пр. Попытки эти не увенчались успехом. Но не без их участия родилась социология.

Другое дело – использование моделей синергетики для собственно предсказания: оно выполняется под строгим контролем специалистов. Синергетика строит модели определенного рода процессов для вполне определенных целей, что позволяет эффективно предсказывать в соответствующих ситуациях. Но всякий раз именно локально, подбирая уточняющие ситуацию сведения из различных дисциплин под определенную цель. Ибо без локальной цели их различные онтологии невозможно согласовать, а стало быть, чтобы что-либо предсказать. А вопрос об объективном статусе этого согласования ученые переадресовывают философам, поскольку он мешает ясному сознанию всякий раз конкретных целей междисциплинарного синтеза на базе синергетики. И это правильно.

Журнал “Вопросы философии 22.04.2005 года”полный вариант будет опубликован в №9 за 2006 г.

Синергетика: перспективы, проблемы, трудности

(материалы «круглого стола»)

Участвовали:

В.А. Лекторский – академик, главный редактор журнала «Вопросы философии».

В.С. Степин – академик, научный руководитель Института философии РАН.

Б.И. Пружинин – доктор философских наук, зам. главного редактора журнала «Вопросы философии».

В.И. Аршинов – доктор философских наук, зав. сектором Института философии РАН.

Г.Г. Малинецкий – доктор физико-математических наук, зам директора Института прикладной математики им. М.В. Келдыша РАН.

Л.П. Киященко – доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института философии РАН.

Л.Б. Баженов – доктор философских наук.

Я.И. Свирский – доктор философских наук, ст. научный сотрудник Института философии РАН.

Е.А. Мамчур – доктор философских наук, зав. сектором Института философии РАН.

В.Г. Буданов – кандидат физико-математических наук, старший научный сотрудник Института философии РАН.

Е.Н. Князева –доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института филосфии РАН.

М.И. Штеренберг – кандидат технических наук.

В.А. Лекторский. Мы начинаем «круглый стол» журнала «Вопросы философии» по теме: «Синергетика: перспективы, проблемы, трудности». Как вы знаете, синергетика в нашей стране развивается достаточно успешно. Издается много книг, проводятся конференции, семинары, к синергетике привлечено внимание специалистов самых разных областей знания. Я помню, как в январе 1996 г. состоялся Московский синергетический форум и ту волны энтузиазма, которую он тогда вызвал у его участников. Однако с тех пор накопилось много вопросов. И самый первый: Что такое синергетика: теория, парадигма, наука, подход, движение, околонаучная мода? Кроме того, хотелось бы обсудить также специфику междисциплинарного статуса синергетики и ее связь с философией. В частности, вопросы, касающиеся связи синергетики и современных наук о человеке – психологии, когнитивной науки, социологии, теории коммуникации. А также вопрос о границах синергетики и ее отношения к постмодернизму.

В.С. Степин: Для того чтобы наше обсуждение носило конструктивный характер, надо уточнить исходные методологические понятия. Термины «междисциплинарный» и « трансдисциплинарный» применяются чаще всего интуитивно. И на этом уровне они трудно различимы. Нужен предварительный анализ соответствующего употребления терминологии. К междисциплинарным наукам мы относим, например, биохимию, биофизику, т.е. науки, в которых применяются понятийные средства и методы, выработанные в разных дисциплинах и синтезируемые в новой науке для решения ее специфических задач. Эти задачи принципиально решаемы только с использованием синтеза познавательных средств заимствованных из разных дисциплин. Что же касается термина «трансдисциплинарный», то можно выделить два основных его смысла. Первый обозначает вненаучные знания, выходящие за рамки сложившихся научных дисциплин, но применяемые при поддержке и экспертизе научно-технических программ (политические мотивы, реклама в СМИ, вненаучные компоненты этической экспертизы и т.д.). В этом значении термин «трансдисциплинарный» используется, например, немецкими философами техники (Бехман, Грюневольд) при характеристике современной технонауки. Но этот термин может применяться и в другом смысле. Например, язык математики, будучи языком особой научной дисциплины, одновременно используется во множестве других наук и в инженерно-технологической деятельности. Уместно напомнить высказывание Ричарда Фейнмана, что математика больше чем наука, она – язык науки. В этом значении можно говорить о трансдисциплинарности математики. Здесь речь идет уже не о вненаучном знании, а о трансдисциплинарности как характеристике одного из языков науки.

Синергетика, бесспорно, принадлежит к междисциплинарным направлениям науки, и в чем-то она сродни математике, поскольку ее язык начинает применяться в самых различных областях знания. Поэтому термин «трансдисциплинарный» в его втором значении может быть применим и для характеристики синергетики.

Междисциплинарность и трансдисциплинарность не противоречат статусу синергетики как особой дисциплины. В этом качестве она сегодня конституируется, и с этим связаны дискуссии относительно ее места в современной системе наук. Она должна очертить свою предметную область, определить систему методологических принципов исследования и включить их в состав сложившейся системы научного знания.

Решение этих задач означает: 1) построение особой картины исследуемой реальности (дисциплинарной онтологии синергетики), 2) формирование идеалов и норм синергетического исследования (идеалов и норм объяснения и описания, доказательности и обоснования, строения и построения знаний), 3) разработку философских оснований синергетики, обеспечивающих обоснование ее картины исследуемой реальности, а также ее методологических установок, выражающих принятые идеалы и нормы исследования.

Онтология синергетики строится посредством особой системы абстракций отождествляемых с реальностью, такими как «нелинейные среды», «динамический хаос», «бифуркации», «кооперативные эффекты», «фракталы». Посредством их создается представление об общих системно-структурных характеристиках ее предмета. Эти представления организуют в целостность многообразные модели (теоретические схемы), многие из которых были ранее созданы в других науках – в физике, химии, биологии, экономике, истории, технических науках. Разнесенные по разным дисциплинам, они организуются в новую систему благодаря создаваемой в синергетике картине реальности (дисциплинарной онтологии). Эта картина обычно обозначается понятием «самоорганизация». Понятие в принципе довольно расплывчатое. Но когда его начинают уточнять, вводятся представления о порядке и хаосе как состояниях гомеостаза (порядок) и фазовых переходов от одного типа гомеостазиса к другому через динамический хаос.

Все эти представления синергетической картины исследуемой реальности вводят образ предмета исследования как сложной, саморазвивающейся системы. Синергетика изучает закономерности таких систем. Она избыточна по отношению к тем задачам, в которых можно абстрагироваться от развития системы и фазовых переходов (а таких задач в науке множество). Но и развивающиеся системы в синергетике изучаются с особых позиций. Она делает акцент на идеях целостности, сложности в противовес идеям элементаризма и редукционизма. Каждый из этих подходов (холистский и элементаристский) представляют собой сильные идеализации. Но они могут быть рассмотрены как дополнительные (в смысле Н. Бора), необходимые для полноты описания процессов саморазвития. Акцентируя холистские аспекты, синергетика раскрывает ряд существенных закономерностей саморазвивающихся систем. В этом ее достоинство, но в этом и ее границы.

Экспансия синергетических методов в различные науки эффективна там и тогда, где и когда требуется учитывать саморазвитие, его интегральные характеристики и закономерности. Недостаточно просто констатировать, что имеет место перенос синергетических методов в различные науки (ссылки на междисциплинарность и трансдисциплинарность синергетики часто не выходят за рамки этой констатации). Но это лишь первый шаг. Вторым шагом должен быть анализ, связанный с постановкой проблемы: почему возможен такой перенос, каковы его основания?

Трансляция методов предполагает предварительное видение сходства предметных областей, с которыми скоррелирован метод. Это видение может быть неотрефлектированным, интуитивным, но оно входит в то, что называется пониманием метода. В науке такое видение определяется научной картиной мира.

Синергетика сегодня стоит не только перед проблемой создания своей дисциплинарной онтологии, которая выражается в соответствующих онтологических принципах, но и перед проблемой включения этих принципов в научную картину мира. Она претендует на то, чтобы стать ядром общенаучной картины мира. И в этом состоит один из важных аспектов оснований ее междисциплинарного и трансдисциплинарного статуса. Именно вокруг этой проблематики по существу и развертываются дискуссии относительно места синергетики в системе научного знания. Ее неприятие некоторыми критиками относится не к ее конкретным моделям, а к программе включения ее принципов в общенаучную картину в качестве системообразующего ядра.

Трудности в реализации этой программы связаны с переосмыслением оснований многих наук. В частности, важно представить изучаемые ими объекты в качестве открытых процессуальных систем. В физике эта программа была предложена И. Пригожиным. Известно, что он переформулировал термодинамику, представив нестационарные состояния (которые традиционно рассматривались как вырожденный случай стационарных), в качестве базисных. И. Пригожин наметил с этих позиций возможные новые интерпретации квантово-релятивистской физики и космологии. Но эту работу еще предстоит проделать.

Сходные программы «процессуального видения» возникают и в других науках, но пока эти программы находятся лишь в начальной стадии своей реализации.

Сегодня развитие современной научной картина мира как формы синтеза достижений различных дисциплин протекает в русле идей глобального (универсального) эволюционизма. Он соединяет идеи эволюции и системного видения. Включение идей синергетики в этот процесс представляется весьма органичным. Трудности состоят в состыковке трех основных блоков картины мира – представлений о развитии неживой природы, живой природы и общества. Между ними существуют своего рода лакуны, требующие дополнительного анализа. Возможно, применение синергетических идей и методов даст новый импульс этому анализу. И если это произойдет (а в этом направлении уже есть обнадеживающие результаты), то принципы синергетики органично войдут в ядро общенаучной картины мира.

Формирование оснований синергетики и ее трансдисциплинарного статуса включает множество философских проблем. Они связаны с пониманием особенностей саморазвивающихся систем и методологических принципов их анализа. Прежде всего – это проблема нового смысла категорий, обеспечивающих видение и понимание саморазвивающихся систем. На эту тему я уже писал, поэтому сжато напомню, что имеется ввиду. Саморазвивающиеся системы важно отличать от простых (механических) и от сложных саморегулирующихся систем. Каждая из них для своего освоения требует особой категориальной сетки. Это – различные понимания части и целого, вещи и процесса, взаимодействия, причинности, пространства и времени. Для малых систем достаточно полагать, что целое может быть описано свойствами частей и их взаимодействиями, что элементы вне целого и внутри его обладают одними и теми же свойствами, что вещи есть нечто первичное по отношению к взаимодействиям, которые описываются как воздействия одной вещи на другую. Причинность трактуется как жесткий лапласовский детерминизм. Пространство и время полагаются как внешнее по отношению к системе, как арена, на которой разыгрываются процессы взаимодействия вещей. Эта категориальная сетка доминировала в механике и была основой механической картины мира.

Для сложных саморегулирующихся систем смыслы категорий и категориальная сетка их освоения уже иная. Такие системы имеют уровневую организацию, они включают в свой состав подсистемы со стохастическими взаимодействиями элементов и информационно- управляющий блок, с передачей информации от него к подсистемам и обратными связями, обеспечивающими воспроизводимость системы как целого. Категории части и целого здесь изменяются – появляется идея системного качества, не сводимого к свойствам частей. Вещь предстает как воспроизводящийся процесс. Лапласовская причинность применяется ограниченно и дополняется идеей «вероятностной причинности». Категории пространства и времени также обретают новый смысл. Наряду с внешним пространством-временем вводится понятие внутреннего пространства-времени системы. Эти новые категориальные смыслы возникали в науке ХХ в. – в биологии, кибернетике, отчасти в квантово-релятивистской физике. Но для освоения сложных саморазвивающихся систем и этих категориальных смыслов также недостаточно. Здесь формируется новая категориальная сетка. Развивающиеся системы в качестве своего аспекта включают представления о саморегуляции (гомеостазисе), но не сводятся к ним. Их эволюция связана с изменением типа саморегуляции, переходом от одного типа гомеостазиса к другому. Эти системы открытые, обменивающиеся веществом, энергией и информацией с окружающей средой. Для них характерна иерархия уровневой организации элементов, появление по мере развития новых уровней с новой дифференциацией системы на подсистемы. При этом каждый новый уровень оказывает обратное воздействие на ранее сформировавшиеся, видоизменяет их, и система функционирует как новое целое. Появление новых уровней организации и переход к новому типу гомеостазиса происходит через состояния динамического хаоса, появление точек бифуркации, в каждой из которых возникает спектр потенциально возможных направлений развития системы. В этом отношении можно сказать, что саморазвивающиеся системы обязательно обладают синергетическими характеристиками.

Категориальная сетка, необходимая для понимания и освоения таких систем, предполагает новые смыслы. Уже недостаточно зафиксировать наличие особого свойства целого, не сводимого к свойствам частей (системное качество), необходимо добавить идею изменения системного качества (появление новых управляющих параметров) в процессе развития системы. Процессуальность выступает не только как воспроизводство определенных качественных состояний, но и как переход от одного качества к другому. Расширяется категория причинности – наряду с лапласовской и вероятностной причинностью важной становится идея целевой причинности. Вероятностная причинность обретает новое содержание в связи с изменением вероятностных мер при появлении новых уровней иерархии и их воздействия на ранее сложившиеся. Категории пространства и времени включают не только представление о внешнем и внутреннем пространстве-времени, но и об изменении последнего по мере эволюции системы (идея оператора времени, предложенная И. Пригожиным, вполне согласуется с этими новыми смыслами).

Некоторые особенности этой категориальной сетки были в первом приближении описаны в гегелевской диалектике. Определенные конкретизации в нее были внесены нашими философами в 70-х годах при исследовании диалектики естествознания. Но сегодня можно и нужно продолжить эту работу. Синергетика дает для этого новый материал, требующий философского осмысления. Например, то, что в диалектике традиционно обозначалось как «скачок», «перерыв постепенности», связанный с возникновением нового качества, в синергетике раскрывается через характеристики динамического хаоса, возникновение странных аттракторов и кооперативных эффектов.

Исследование странных аттракторов поставило в новом свете и проблему целевой причинности, расширяя понятие детерминизма применительно к саморазвивающимся системам.

Экспликация новых смыслов категорий выступает условием обоснования синергетики как ядра общенаучной картины мира. Без этого трудно достигнуть понимания среди тех представителей научных дисциплин, которые привыкли видеть мир сквозь призму иных, менее богатых категориальных смыслов, достаточных для освоения более простых системных объектов, чем те, с которыми имеет дело синергетика.

Так всегда было в истории науки при появлении новых теорий и концепций, которые вносили коррективы в прежнюю картину мира. Уместно вспомнить споры вокруг понятия причинности между Бором и Эйнштейном на Сольвеевских конгрессах в эпоху разработки квантовой механики. Вероятностная причинность не сразу вошла в арсенал науки. Эйнштейн, например, полагал, что она вообще подрывает идею детерминизма («Бог не играет в кости»).

Разработка философских оснований синергетики – это поле совместной аналитической работы философов и ученых специалистов различных областей знания. Эта работа включает не только осмысление онтологических категориальных структур самоорганизации и саморазвития. Это важный, но лишь первый аспект проблемы философских оснований синергетики. Второй ее аспект связан с анализом гносеологической и методологической тематики. Он предполагает выяснение новых пониманий познавательных идеалов и норм, которые необходимы для освоения сложных саморазвивающихся систем. Здесь нужен анализ тех новых смыслов, которые обретают категории «понимание», «объяснение», «предсказание», «теория», «факт» применительно к саморазвивающимся системам. Именно в этом пункте происходит переход к постнеклассическому типу рациональности.

Наконец, третьим аспектом философских оснований синергетики выступают мировоззренческие проблемы, связанные с включением в культуру новых научных представлений о саморазвитии. Здесь уже есть исследования (в том числе и мои), показывающие, что новые представления резонируют как с западной, так и с некоторыми восточными культурными традициями. Вместе с тем, эти представления создают точки роста новых ценностных ориентаций в современной культуре. Разумеется, все эти проблемы требуют дальнейшей углубленной проработки, и в этом я вижу основную задачу философов.

В.А.Лекторский: Спасибо. Вопросы.

В.И.Аршинов: У меня вопрос: как же все-таки соотносятся кибернетика и синергетика?

В.С.Степин: Кибернетика исследовала сложные системы с саморегуляцией, но не описывала, как происходит изменение типа саморегуляции в процессе развития. Синергетика эту проблему поставила и решает. У нее более сложный объект исследования – саморазвивающиеся системы. Саморегуляция выступает аспектом, состоянием такой системы. Поэтому можно сказать, что синергетика ассимилирует достижения кибернетики, но не сводится к ним.

В.И.Аршинов: Разве это не особенность синергетики – заниматься так называемыми «человекоразмерными» системами?

В.С.Степин: Саморазвивающиеся системы, когда они осваиваются в человеческой деятельности, чаще всего становятся «человекоразмерными», поскольку деятельность включается в качестве компонента в такие системы. «Человекоразмерными» системами я называю сложные развивающиеся системы, в которые включен человек. Синергетика их изучает, но с особых позиций, акцентируя внимание на их интегральных характеристиках.

Г.Г. Малинецкий: Я не считаю себя философом и хотел бы посмотреть на обсуждаемые нами вопросы с точки зрения естествознания. Я представляю Институт прикладной математики им. М.В. Келдыша, научную школу члена-корреспондента РАН Сергея Павловича Курдюмова, которая сложилась в нашем институте. Мы имеем дело с конкретными задачами, в которых применяются методы синергетики. Это прежде всего задачи, связанные с естествознанием, с моделированием исторических процессов, с математической психологией и стратегическим планированием. На каждый из этих классов задач мы смотрим с позиции синергетики. При этом синергетику мы понимаем так, как ее понимает Герман Хакен, который вложил в этот термин два смысла.

Во-первых, синергетика – это междисциплинарный подход, связанный с теорией самоорганизации, с выделением новых качеств у сложных систем, состоящих из многих взаимодействующих подсистем. Таких новых качеств, которыми ни одна из подсистем не обладает. Не уточняя, нелинейные ли это среды или что-то другое.

Во-вторых, синергетика – это междисциплинарный подход, развитие которого требует активного взаимодействия представителей разных научных дисциплин. Вот так мы ее и понимаем.

Есть конкретные вещи, которые зарождались в естественных науках и на этой основе создавались вполне реальные, эффективные междисциплинарные модели. И мы учим студентов такие модели строить. Количество ВУЗов, где нелинейное моделирование преподается, достаточно быстро растет. Естественно, синергетика пробует себя в других областях. На мой взгляд, если посмотреть на развитие синергетики, то оно внушает надежду и оптимизм. Помните статью Евгения Вигнера «О пределах науки»? Он говорил, что научное познание, наука как социальный институт находится в кризисе, поскольку оказалось утраченным понимание общей стратегии развития, его стратегических целей. Эта утрата есть причина и одновременно следствие утраты общего языка. Специалисты, работающие даже в близких областях, плохо понимают друг друга.

Синергетика является в каком-то смысле ответом на этот вызов. На наш взгляд, она прежде всего нужна там, где мы имеем дело с теми вызовами, с теми проблемами, на которые ни одна конкретная наука не может дать адекватный ответ.

Россия – мы это прекрасно понимаем - находится в ситуации системного кризиса. Последнее означает, что у нас нет одной-единственной меры, которая позволит вывести нашу страну из тупика. Нужен комплекс синергийно согласованных мер. По существу, такой же синергийный подход нужен и для мира в целом. Нужна система мер в разных областях, начиная со смыслов и ценностей и кончая переориентацией экономики. Поэтому для синергетики, для сопряженных с ней междисциплинарных подходов, несомненно, есть принципиально важные фундаментальные задачи. И одной из таких фундаментальных задач является задача синергетического моделирования исторических процессов

Вот почему идеи теоретической истории, математической истории имеют для нас первостепенное значение. Сергей Павлович Курдюмов, Сергей Петрович Капица и ваш покорный слуга выступили с этой исследовательской программой в 1994 г. Мы попытались посмотреть на историю не как на чисто описательную науку, а как на некий полигон для испытания синергетических моделей, на основе которых можно прогнозировать, строить стратегические прогнозы. Мы не можем позволить себе игнорировать исторический опыт. И мы должны, для того чтобы строить модели глобальных исторических процессов, оглядываться назад. Если в 1994 г. это был призыв, тогда были только некие общие представления, то сейчас, на мой взгляд, в этой области произошел качественный скачок. Последние несколько конференций, в частности, проводившиеся в Российском социальном университете, Российской академии госслужбы и еще несколько других, показали, что историки нас, наконец, услышали. Историки начали всерьез обсуждать применение этих идей в своей области.

Главное наше достижение последних лет в том, что удалось построить модели, интересные для историков, найти те конкретные ситуации, к которым они относятся. Приведу только два примера. Первый пример. В истории, действительно, мало данных, т.е. мы не знаем, сколько людей жило в той или иной стране и т.д., но очень точно известны географические координаты, пути, границы и т.д. И вот, в частности, аспирант нашего института Артемий Малков задал себе вопрос: в какой мере применим географический детерминизм к истории? Возьмем Великий шелковый путь и посмотрим, как менялась конфигурация пути? Выясняется, что эту вещь можно очень просто моделировать, что дело не в искусстве тех или иных правителей, а в географии, климате, транспортных средствах, которые использовались, в социальной стабильности трех великих империй, между которыми проходил Великий шелковый путь. Оказалось, что это действительно очень интересно и убедительно. Шелковый путь пережил три эпохи: II в. до н.э. – II в н.э., VI – VIII и XII – XIV вв. И оказалось, что то, как он менялся – позволяют выяснить очень простые модели.

Второй пример, который, мне кажется, не менее показательным. Сейчас происходит глобальный демографический переход. Синергетика говорит, что есть параметры порядка, что не надо учитывать бесконечную сложность всего, есть некие ведущие переменные, к которым подстраивается все остальное. Сергей Петрович Капица предлагает модель демографического перехода.

Сейчас удалось силами наших коллег из Центра цивилизационных исследований, который расположен в Институте Африки РАН, коллег из нашего института, понять, что это действительно удивительное явление, которое радикально меняет историческую траекторию, может быть описано в рамках очень простых моделей. Очень простых и очень убедительных. Эффективность синергетического моделирования в области теоретической истории становится реальностью. Об этих реальных успехах синергетической математизации исторического знания наша научная общественность информирована пока явно недостаточно. И здесь я надеюсь на активное сотрудничество с философами.

Поэтому для нас крайне важно то, что происходит сейчас в философии вообще и философии науки, в частности. Нас очень вдохновил прогноз Вячеслава Семеновича Степина, согласно которому синергетика в XXI в. окажется в центре общенаучной парадигмы. Большой интерес у нас вызвали работы методологов, в частности работы В. Г. Буданова, в которых были сформулированы принципы синергетики. Кроме того, мне кажется очень важным то понимание, которое родилось в секторе философских проблем междисциплинарных исследований Института философии РАН. Это понимание того, что синергетика находится на пересечении, с одной стороны, предметного знания, с другой стороны – философских подходов, и с третьей стороны (это принципиально важно) – моделирования. И только когда представлены все три компонента, можно говорить о синергетике.

В этой же связи достаточно конструктивным для меня выглядит предложенное В.И. Аршиновым выделение «внутри сферы самого синергетического знания» двух уровней или подсистем, а именно: предметной синергетики (синергетика 1) и, так сказать, методологизируемой синергетики (синергетика 2). При этом синергетика 2 имеет дело с процессами наблюдения, когнитивными процессами, с познанием того, как мы вступаем в контакт с исследуемым синергетическим объектом. Вот здесь синергетика действительно двоится. Она и должна двоиться. Это хорошо, поскольку говорит о самоприменимости синергетики.

Так что, на мой взгляд, усилия, которые идут от естественников, находят и понимание, и поддержку у философов, и, конечно, это очень нас радует. Однако вопрос о моде на синергетику и связанной с этим ее профанацией беспокоит и нас. На конференции, которая проводилась в Пущино, в середине 80-х годов академик Яков Борисович Зельдович, сотрудник нашего Института, сказал: «Знаете, я вот послушал – все умные люди занимаются синергетикой. Я всю жизнь занимался синергетикой, синергетика – это все».

Мы уже тогда осознали эту опасность, мы осознали, что если мы – все, то, скорее всего, мы – ничто. Наше синергетическое сообщество поняло, что, для того чтобы говорить о чем-то серьезно, необходим определенный канон.

По инициативе Сергея Павловича Курдюмова мы начали выпускать серию книг «Синергетика от прошлого к будущему». В Саратове учат школьников синергетике и для них есть учебник Д.И. Трубецкова «Введение в синергетику». Сейчас выпущено более 20 книг общим тиражом более 40 тыс. экземпляров. В России продается ежемесячно 1,5 тыс. книг, связанных с синергетикой. Нас это тоже очень и очень радует. Мы, как естественники, понимаем, что такое синергетика, имея в виду свои проблемы.

Вернемся к взглядам нашей научной школы. Сергей Павлович часто задавал вопрос: что мы ждем от философии, от философского осмысления? Во-первых, конструктивности. Должны быть действительно некие элементы, которые мы на своем уровне не видим и которые нам философы могут подсказать. Во-вторых, это другой взгляд, это дальний прогноз – а куда знания надо, собственно, направлять? Вот вы решаете конкретные задачи, а какая сверхзадача, какой дальний прогноз? И третье, естественные науки являются важнейшей частью мировой культуры, но только частью. И поэтому связь того, что мы делаем, с другими частями культуры представляется тоже очень важной и это, конечно, то поле деятельности, где необходимо прежде всего участие философского сообщества. Если посмотреть так, то дела идут прекрасно, будущность наша обеспечена и перспективы у нас отличные.

И тем не менее… Например, сравнительно недавно в журнале «Философские науки» была предпринята достаточно грубая попытка дискредитировать синергетику. Можно привести и другие примеры такого рода. Подобные нападки нас особенно не беспокоят. Хотя все же полезно вспомнить, что полвека назад в тогдашнем СССР сходная атака велась против кибернетики под видом защиты диалектического и (особенно) исторического материализма от происков идеологических диверсантов Запада. Сейчас такого же рода нападки, но уже на синергетику, воскрешаются под флагом защиты российской науки от всякого рода лженаучных поползновений. Однако сообщество синергетиков, которое занимается естественно-научным направлением синергетики, сейчас волнует другое. Где-то лет пять или семь назад синергетика начала делиться – медицинская синергетика, биологическая синергетика, физическая синергетика, химическая синергетика. На мой взгляд, эту болезнь специализации мы преодолели. Сегодня это уже ушло в прошлое. Синергетика сейчас все более трактуется как целостный междисциплинарный подход.

Однако для чего создается междисциплинарный подход? Для того чтобы преодолеть разрыв между двумя культурами – естественно-научной и гуманитарной, о котором в свое время писал известный английский писатель и ученый Чарльз Сноу. А вот в синергетике некоторые ее представители сейчас пытаются фактически эту пропасть углубить. У нас появилось «гуманитарное» течение «За синергетику без формул!», представители которого говорят: "Мы гуманитарии, и для нас синергетика и формулы – вещи абсолютно разные". Но мы, тем не менее, будем говорить про аттракторы, поскольку знаем, что такое аттрактор и что такое фрактал. Вот, например, этот стол для нас аттрактор, стул тоже аттрактор, а вот это у нас фрактал. Наше общество – это фрактал, мы сами – фрактал и т.д. Более того, в этом фантастическом жанре пишутся статьи, выпускаются сборники, проводятся конференции.

На мой взгляд, синергетикам все еще не хватает методологической и философской рефлексии. Я бы очень хотел узнать, как философы смотрят на это. Ведь вы понимаете синергетику гораздо шире, чем мы. Где методология, где ваш канон?

Скажу откровенно, этот вопрос возник у меня отчасти под впечатлением знакомства с последней книгой «Синергетическая парадигма» под редакцией П.Д. Тищенко и Л.П. Киященко. Я ее открываю и нахожу в первом ее разделе статью Л. Няпинена, который, по сути, просто отрицает синергетику. Это его право, но тогда непонятно, с какой целью эта статья публикуется в сборнике, посвященном синергетической парадигме. В сборнике есть исключительно интересная статья П.Д. Тищенко и Л.П. Киященко, но она тоже не имеет отношения к той синергетике, как ее понимают естественники и, как я надеюсь, понимаете и вы. На меня большое впечатление произвела статья Я. Свирского про Делёза и вычислительный эксперимент. И то, и другое само по себе интересно. Но их связь я так и не смог уловить. Михаил Михайлович Бахтин был, очевидно, выдающимся мыслителем, но какое отношение он имеет к синергетике? Почему он здесь – совершенно неясно! В общем, сборник вызывает, много вопросов. Но самый первый: почему он называется «Синергетическая парадигма». Ведь если мы говорим о том, что книга имеет отношение к синергетике и не просто к синергетике, а к парадигме, которую мы понимаем как некий стандарт научных исследований, на который можно опираться и на основе чего можно строить исследования дальше, с одной стороны, а с другой стороны, это генератор головоломок, то нужно ожидать совсем иного.

Здесь парадигмы нет ни в том, ни в другом смысле. Поэтому, на мой взгляд, существует реальная опасность, что четкое представление о синергетике будет размыто не какими-то эпигонами и малосведущими дилетантами, оно будет размыто нами самими.

В.А. Лекторский: Скажите все-таки для Вас междисциплинарные исследования и синергетика это одно и то же или же это разные вещи?

Г.Г. Малинецкий: Я их различаю. Мне близка точка зрения, которую активно развивает Буданов о том, что синергетика – это пересечение модельного подхода, конкретного знания, научного и философского подхода, который и оперирует со смыслами, ценностями и стратегиями. Вот именно на это пересечение претендуют синергетически ориентированные междисциплинарные подходы. Но, конечно же, есть много других междисциплинарных исследований.

В.Г. Буданов: Я остановлюсь на проблеме «канона», как она была обозначена в выступлении Георгия Геннадиевича. К сожалению, с общим упадком российской науки, c уходом из жизни таких классиков синергетики как С.П. Курдюмов И.Р. Пригожин, Ю.Л. Климонтович, Ю.А. Данилов, Б.Б. Кадомцев, А.П. Руденко, все меньше остается надежды на образование государственных институтов, ученых советов, учебных специальностей по синергетике. Отсутствие канона, отсутствие должной культуры конструктивной научной критики, отсутствие необходимого разнообразия книг, написанных достаточно понятно, доступных для непрофессионала, но с сохранением необходимого уровня научности изложении, все это привело к тому, что синергетика у нас, хотя и развивается по законам самоорганизации, но, к сожалению, не той креативной научной и культурной самоорганизации, какую хотелось бы видеть, а скорее, по законам самоорганизации моды и, в какой-то степени, неструктурированного рынка. За последние 30 лет возникло обширное и пестрое междисциплинарное синергетическое движение, с различными стратами дисциплинарных предпочтений, различными уровнями формализации и метафоризации. Может даже сложиться впечатление, что синергетика это «наше все», и любое междисциплинарное направление покрывается ею, вообще, любой изучающий сложное уже синергетик, например, педагог, психолог, искусствовед. Вместе с тем сопутствующее хроническое заболевание – профанация синергетики – есть неизбежное зло или оборотная сторона популярности, восторгов моды и метафорической игры с тезаурусом, что создает опасность еще большего размывания основ и принципов синергетики, угрозу ее дискредитации. На мой взгляд, такая ситуация возникла не вчера и связана с небрежным отношением или просто незнанием принципов и методов синергетики, которые для многих ограничиваются использованием синергетической терминологии. Действительно, синергетика возможна лишь в единстве своего предмета и метода, и если предмет синергетики – это развивающиеся системы, а это почти «все» и, конечно, сложные человекомерные задачи и междисциплинарные проблемы без синергетики вряд ли сегодня разрешимы, то метод, синергетический метод весьма специфичен и не в меньшей степени может и должен служить для характеристики синергетики и идентификации синергетических исследований.

Говоря о методе, сегодня совершенно необходимо обратиться к истокам, к аутентичной синергетике. В этом контексте иногда говорят о сильной, строгой синергетике или ядре синергетической парадигмы – традиции, лежащей в основе междисциплинарных и трансдисциплинарных методов ее классиков Г. Хакена, И. Пригожина, С.П. Курдюмова, еще раньше – А. Пуанкаре. В междисциплинарных ландшафтах современного научного знания строгая, аутентичная синергетика занимает особое место. Идентификация и последующая фиксация «синергетического топоса» в качестве порождающего ядра, «концептуального генома» синергетики могла бы помочь охранить синергетику от деструктивного размывания ее со стороны разного рода эпигонов, а также от агрессивных атак со стороны иных радетелей дисциплинарной чистоты отечественной науки, а кроме того – выстроить систему отсчета, метрику и перспективу понимания других междисциплинарных направлений. Я полагаю, что синергетика вообще рождается и развивается на пересечении, конструктивном синтезе трех начал, а именно: нелинейного моделирования, практической философии и предметного знания; пересечения, особо эффективно проявляющегося в междисциплинарных взаимодействиях. Причем уровень эффективности синтеза и профессионализм совместного применения этих начал и определяет степень аутентичности синергетического исследования, степень «строгости» синергетики. Если раньше каждый из творцов синергетики, будучи одновременно физиком, математиком и философом, счастливо сочетал эти качества зачастую интуитивно, то сегодня, с возрастанием сложности задач, это все проявлено и разделено, осуществляется в конкретных проектах, в мультидисциплинарных сообществах разными людьми, методами сетевой коммуникации и философской рефлексии. В.И. Аршинов лет десять убеждал нас в необходимости эксплицировать синергетические коммуникативные процессы в постнеклассических пространствах, сейчас это дает свои плоды. Здесь-то и необходима коммуникативная методология синергетики, в частности организующая синтез ее начал.

Синергетика для меня существует в трех ипостасях: синергетика как наука, синергетика как методология, синергетика как общенаучная картина мира. Аутентичная синергетика может и должна присутствовать во всех трех в качестве ядерных компонент, естественно с разным уровнем формализации. Если в синергетике – науке о развивающихся системах – аутентичное ядро изначально существует, то в синергетической методологии и картине мира эти ядра находятся в стадии становления.

Конечно, любое ядро имеет ауру, окружение, где степень профессиональности совместного применения синергетических начал уменьшается по мере удаления от ядра, нарастают терминологический произвол и нестрогость интерпретаций, допускается неконтролируемая метафоризация и т.д., вплоть до полной метафоризации в обыденном языке на периферии или вплоть до сознательной профанации. Такая мягкая, неформализованная или метафорическая синергетика тоже подлежит изучению и развитию. Именно в ее терминах укореняется синергетика в массовом сознании, мировоззрении, в постмодернистской философии. Именно она является первым мотивом и языком в междисциплинарном контакте, в первой прикидке совместных действий, объясняет взаимодействие дисциплинарных аур и онтологий в пространстве синергетической картины мира; здесь же разворачивается диалог с другими междисциплинарными направлениями. Именно в этой области происходит первый контакт с синергетикой у гуманитариев, в этой области лежат многие когнитивные, педагогические, психологические и коммуникативные приемы и технологии, которые пока не освоены строгой синергетикой. Именно эта область наиболее креативна, поставляет новые проекты и методы, питающие ядро синергетики. Философская рефлексия становления этих процессов, на мой взгляд, не менее важна, чем анализ возможностей строгой синергетики, и в обоих этих направлениях ведется работа в нашем секторе междисциплинарных исследований.

Для меня метафорическая синергетика и строгая синергетика являются не противостоящими полюсами, и не просто периферией и ядром, но, главное, характеризуют начальный и конечный этапы процесса моделирования в применении общей синергетической методологии в социогуманитарных и междисциплинарных задачах. Просто такова логика моделирования человекомерных систем - от метафоры к модели, с метафоры все начинается. В точном естествознании акцент делается на конечном, строгом этапе моделирования. Начальный этап сознательно активируется лишь в редкие периоды научных революций и смены онтологий, либо, в неявной форме, в креативной фазе научного творчества и моделирования, в остальном метафора изгоняется из научного метода. В этом основная причина разведения двух методологических полюсов.

В чем я вижу основную проблему развития синергетики сегодня.

Во-первых, гипертрофированная аура метафорической синергетики все больше отслаивается от ее аутентичного ядра. Все большая часть ее носителей, называющих себя синергетиками, вместо того чтобы стремиться изучать и применять синергетическую методологию, предпочитают ограничиться модной синергетической метафорой, не идти на контакт со строгой синергетикой.

Во-вторых, сама методология синергетики недостаточно развита, хотя принципы синергетики сформулированы, однако не укоренены как технологии когнитивного этапа моделирования. В частности, только «кольцевое», согласованное применение принципов синергетики позволяет окончательно уйти от метафорического уровня к системно-структурным онтологиям, сконфигурировать модель динамической системы. Здесь и есть самое креативное действо, фокус сотрудничества философов, дисциплинариев и математиков, но пока оно происходит на уровне искусства, а не на уровне отрефлектированных коммуникативных технологий. Вообще, построение модели всегда связано с решением обратной задачи, неизбежно требующей априорной информации, отбор которой и лежит в зоне компетенции как предметника, так и практического философа.

В-третьих, появились «гуманитарные» синергетики, которые готовы возглавить метафорическую революцию, отказаться от математики и моделирования вообще, утверждая, что оно не применимо в науках о человеке под тем предлогом, что якобы нельзя переносить модели, возникшие в естествознании на гуманитарную сферу. Кстати, так считают и многие гуманитарии, охраняющие чистоту своих дисциплинарных онтологий. Но этот междисциплинарный процесс происходит независимо от их желания, совсем недавно появились первые серьезные опыты синергетического моделирования и прогноза в истории, психологии, экономике, в совместных работах гуманитариев и математиков. Поэтому «переносить или не переносить», дóлжно решать не запретами, но сравнением результата моделирования с социогуманитарной эмпирикой.

На мой взгляд, изучать надо все, что возникает вокруг синергетики и по ее поводу, ее, так сказать, «фенотип», но при этом помнить о ядре, об аутентичной синергетике, о методологическом каноне, с которым надо сверяться, но который во многом еще надо и формировать и защищать, и в этом я полностью разделяю озабоченность Г.Г. Малинецкого. К сожалению, пока, что нам чаще, чем хотелось бы, приходится иметь дело не c сотрудничеством с представителеями «метафорической синергетики», а с контрпродуктивным соперничеством, доходящим до отрицания междисциплинарного значения самого синергетического метода. Но продуктивное развитие синергетического сотрудничества, без коммуникативных разрывов, возможно лишь при разделении труда и понимании места и роли каждого на междисциплинарном ландшафте, который еще надо построить, и, кроме философов, здесь помочь некому. Фактически мы столкнулись с необходимостью глубокой философской работы по исследованию процессов укоренения синергетики как ядра общенаучной картины мира. Напомню, что контуры такого парадигмального проекта были предложены и проанализированы Вячеславом Семеновичем Степиным на философском конгрессе В Ростове в 2001 году*.

Реплика: Вопрос к Георгию Геннадиевичу Малинецкому: Как же вы все-таки интерпретируете понятие «синергетическая парадигма»?

Г.Г. Малинецкий: Я понимаю его так же, как и Томас Кун.

В.С. Степин: В том смысле, о котором Вы говорите, это неполное понимание Куна. У Куна парадигма включает в себя такие компоненты: во-первых, образцы парадигмальные, о чем вы говорите, стандарты, во-вторых, символические обобщения, в-третьих, то, что называют метафизическим компонентом парадигмы. Метафизический компонент парадигмы у Куна мало проанализирован, это то, что я потом назвал основанием науки, куда включаются научная онтология, идеалы и нормы или то, что называют ценностями. У Куна это понятие достаточно дифференцировано и не сводится только к стандартам, к символическим обобщениям. И в этом смысле «синергетическая парадигма» должна включать метафизический компонент, по Куну.

Г.Г. Малинецкий: Я думаю иначе..

В.С. Степин: Но ведь Вы ссылаетесь на Куна.

Г.Г. Малинецкий: Да, конечно, к нему я и апеллирую.

В.С. Степин: Ну, тогда Вы не вполне точны. У Куна Вы опустили третью часть парадигмы, которая имеет очень важное значение для понимания статуса синергетики, для поиска ответа на интересующий нас здесь вопрос: может ли синергетика стать ядром научной картины мира. Давайте обратимся к «Постскриптуму» 1969 года книги «Структура научных революций». У него четко там все это выделено.

В.И. Аршинов: Стоит все-таки заметить, что основоположники синергетики И. Пригожин и Г. Хакен тоже использовали понятие парадигмы в некотором обобщенном смысле, не во всем совпадающем с трактовкой Т. Куна.

Л.П. Киященко: Я бы хотела остановиться на двух вопросах. Первый возник у меня в связи со столь эмоционально обсуждаемым здесь понятием «синергетическая парадигма». Второй касается междисциплинарного и трансдисциплинарного статусов синергетики.

Итак, что представляет сегодня такое научное направление как синергетика, применимо ли, например, к ней такое определение как парадигма? А если да, то в каком смысле применима? Какое отношение, например, к синергетической парадигме, как ее понимают естественники, имеет книга «Синергетическая парадигма», вышедшая в 2004 г. Как известно, эта книга является четвертым томом в одноименной серии, которую выпускает издательство «Прогресс-Традиция», начиная с 2000 г. Для меня очевидно, что столь остро поставленный Георгием Геннадиевичем вопрос о каноне, парадигмальном статусе синергетики свидетельствует одновременно как об известной зрелости самого синергетического движения мысли, так и о насущной необходимости его философского осмысления. Напомню, кстати, что Т. Кун в предисловии к своей книге «Структура научных революций» отмечал, что занятие историей науки вернуло его к философии, которая первоначально инициировала его интерес к истории науки. Тем самым подчеркивается, что философское осмысление имманентно идеям о парадигмальности строения научного познания, особенно в период его трансформации. В этой связи, по-моему, очень показательна эволюция представлений о парадигме у самого Куна, которая нашла отражение в его книге в «Дополнениях 1969». Он писал, в частности, что благодарен замечаниям доброжелательных критиков, особенно тех, которые упрекали его в том, что термин парадигма в книге употребляется, по крайней мере, более чем двадцатью двумя способами. Они призвали его к уточнению понимания основного термина концепции. В этой связи, в свою очередь, не может не возникнуть вопрос об аутентичности употребления слова парадигма в нашем разговоре и претензии естественников на однозначное и единственно правильное его понимание со ссылкой на Куна. Кун, пытаясь прояснить себе и другим понимание этого термина, можно сказать его «конкретизирует». В буквальном смысле слово «конкретно», означает намерение показать начало, откуда проистекает многозначность толкования термина. Для этой цели он заменяет многозначный термин парадигма представлением о дисциплинарной матрице, показывает ее сложную структуру. Она состоит из сложной системы взаимосвязей между четырьмя им выделенными компонентами, которые по своему качественному составу являются разнородными. Матрица образует единое целое и функционирует как единое целое, при этом Кун отмечает, что она имеет открытый, незавершенный характер. Матрица, во-первых, состоит из «метафизических предписаний», которые образуют спектр концептуальных моделей, начиная от эвристических и кончая онтологическими моделями. Они, по Куну, снабжают научное сообщество предпочтительными и допустимыми аналогиями и метафорами. Дисциплинарная матрица состоит из символических обобщений, ценностных предпочтений и, наконец, из того, для обозначения чего, как считает Кун, более всего уместен термин «парадигма», но в силу его занятости заменяет термином «образец».

Для чего мне понадобилось напомнить, может быть известное и без того строение парадигмы (дисциплинарной матрицы) по Куну. Во-первых, чтобы подчеркнуть способность дисциплинарной матрицы, исходя из ее сложноорганизованной, гетерогенной структуры (метафизика, ценности, символические обобщения, образцы решения задач), совместно, вполне синергетично представлять ту или иную дисциплину не только в относительно спокойный, нормальный период ее существования, когда она занята безобидным решением головоломок. Ее применение уместно и при анализе революционных изменений, когда возникает, как представляется многим, разрыв, который делает историю дисциплины нелинейной, поскольку нарушается последовательность и соизмеримость представляющих ее теорий. Ответственность за последнее понимание несет, как мне представляется, объяснимая из конкретности той или иной исторической ситуации неравнозначность учета и неоднозначность толкования каждого из выделенных, устойчиво воспроизводящихся компонентов дисциплинарной матрицы. Удерживать равномерно и однозначно «стереоскопию» всех выявленных, разнородных по своему качеству компонентов дисциплинарной матрицы, зная о присутствии в ней неявного знания, о котором со ссылкой на М. Полани говорит Кун, практически невозможно. Тем не менее дисциплинарная матрица дает возможность представить состояние научного знания в тот или иной период его развития и выделить репрезентирующие его «параметры порядка». Дисциплинарная матрица, или парадигма, как первично обозначал Кун знание уже оформившейся дисциплины, является той «петлей», по Витгенштейну, «которые позволяют открываться двери». И в этом смысле уместно, с моей точки зрения, говорить как о синергетической парадигме, так и, по большому счету, о синергетичности парадигмы любого научного знания как в стадии его становления, так и в нормированный, устоявшийся так или иначе период существования.

В связи с вопросом о парадигмальности современной синергетики важно, с моей точки зрения, обратить внимание на еще одно положение Куна. Кун говорил, что парадигма управляет не областью исследования, а группой ученых-исследователей. И любой анализ исследования, направляемого парадигмой или ведущего к потрясению ее основ, должен начинаться с определения ответственной за проведение этого исследования группы или групп. Многообразие толкований синергетической парадигмы, которое мы имеем на сегодня, обескураживает и вызывает сомнение в том, об одном и том же мы говорим или нет. Оказывается, следование образцу (парадигме) не означает воспроизведения его в тождестве предполагаемого существованием синергетического сообщества понимания. Одной из причин такого многообразия толкований, очевидно, может быть то, что в качестве образца выступает и каждый из выделенных им компонентов матрицы и вся матрица в целом. Эту ситуацию можно рассматривать позитивно (как осознанно принятую позицию), которая работает на постоянное прояснение, уточнение самой парадигмы, через его парадигмальное (отклоняющееся от образца) воспроизведение. Ведь чтобы следовать образцу, надо его вообразить, что однозначно и не всегда контролируется законами и правилами, как подчеркивает Кун, разделяемыми данным сообществом. В научном сообществе актуальна и необходима ответственная позиция каждого участника, влияющая на его самоорганизацию через динамику коммуникативных связей (языка, установок, мотивов. Ситуативных предпочтений и пр.) Продуктивное воображение переводит в образ всю предметность восприятия и переживания той изначальной бытийной размещенности, которую каждый из нас в отдельности постоянно воспроизводит в подвижных рамках разделяемой нами парадигмы. Воспроизведение в таком случае, следование парадигме невозможно как простое имитирование, копирование. Здесь следование образцу как некоторому общепринятому идеалу действует скорее из принципа «по образу и подобию», воспроизводя тем самым сложно организованную и претендующую на самоорганизацию и саморазвитие дисциплинарную матрицу, которая лежит в основе научного познания.

Наконец, мне хотелось бы высказать несколько соображений по поводу междисциплинарного и трансдисциплинарного статуса синергетики. Замечу, что эти характеристики употребляются, довольно часто как однопорядковые. Однако, с моей точки зрения, специальное их рассмотрение дает возможность, с одной стороны, указать не только общее, но и важное различие между собой этих определений синергетики. А с другой стороны, феномен трансдисциплинарности синергетики или, другими словами, теории самоорганизации вплотную выходит на проблемы современной философии науки, связанные с тем, что называют кризисом науки в современной культуре. Современная философия науки, сохраняя традиционное стремление философии к целостному представлению о мире, например, в виде общенаучной картины мира, совместимой с важнейшими научными теориями и основанной на них, отвечает на вызов времени. И именно становление, самоорганизация современного способа научного познания, представленные через призму трансдисциплинарности дает один из возможных таких ответов. Понимание трансдисциплинарности в этом случае, сохраняя горизонтальную зависимость от междисциплинарности (парадоксальных когнитивно-коммуникативных стратегий научного познания, рассмотренных в «Синергетической парадигме» 2005 года), дополняется (собирается, самоорганизуется) в точке пересечения (при рассмотрении конкретной, жизненно важной научной проблемы) необходимой по ситуации вертикалью, как может только показаться, разнонаправленных из нее движений мысли. Трансдисциплинарность фокусирует в себе также парадоксальное сочетание всеобщего, метафизического смысла (универсалий культуры) и общезначимых договоренностей, практикуемых в жизненном мире. В этой сложно организованной «точке» таится начало философского осознания, развертывается творческое действие, как свободное. «Философствовать – значит мочь начать» (Р. Сафрански) – этот тезис сегодня как никогда ранее убедительно демонстрирует предназначение философии науки – рассматривать условия, смысл и формы человеческой свободы в сфере научного познания[11].

В.И. Аршинов: Мое понимание синергетики, ее связи с философским знанием во многом сложилось под влиянием профессионального интереса к вопросам интерпретации квантовой механики, ее философии; под влиянием того, что я назвал бы квантовомеханическим дискурсом. Для меня именно эти вопросы, вопросы философии квантовой механики, сама их постановка А. Эйнштейном, Н. Бором, В. Гейзенбергом, М. Борном, Д. Бомом, И. Пригожиным, как и всевозможные варианты ответов на них, определили специфику неклассического этапа развития науки ХХ в., специфику того, что Вячеслав Семенович называет неклассической рациональностью. Я не могу здесь подробно останавливаться на вопросах философии квантовой механики, отмечу только, что в целом, согласно В.С. Степину, неклассический, квантоворелятивистский этап развития естествознания характеризуется, помимо прочего, более высоким уровнем методологической рефлексии, осознанием того, что знание об объекте может быть представлено в качестве объективного лишь в том случае, если указаны условия и средства его получения. Как говорил К. фон Вайцзеккер, именно с приходом квантовой механики физикой (или физиками) был окончательно утрачен «рай незнания». Конечно, здесь под незнанием имеется в виду незнание того, как именно мы познаем, незнание «второго порядка». При этом существенно, что осознание этого незнания – процесс, по необходимости включающий в себя также и философскую рефлексию, привел в контексте становления квантово-релятивистской физики к формулированию системы неклассических методологических принципов, таких как принципы соответствия, дополнительности, наблюдаемости и, наконец, антропности. Эти принципы в нашей литературе иногда назывались регулятивными. Сейчас мы вступили в постнеклассический этап развития науки и говорим о постнеклассической рациональности. Замечу, что именно с этим этапом ассоциируется становление синергетики как некой новой науки о самоорганизации и сложности. Если так, тогда вышеназванные методологические принципы должны в каком-то виде присутствовать и в синергетике. Но тут возникает по крайней мере два вопроса. Во-первых, исчерпывается ли этими принципами вся специфика синергетической методологии? И, во-вторых, в какой форме, или в каком виде, эти принципы должны в самой синергетике присутствовать? Я не претендую на то, чтобы дать исчерпывающие ответы на эти вопросы. Как справедливо заметил Владимир Григорьевич, методология синергетики разработана пока что недостаточно, хотя его собственный вклад здесь весьма значителен. Но, конечно же, нам всем предстоит еще многое сделать. При этом для меня очевидно, что работа в этой области может стать гораздо более результативной, гораздо более эффективной, если будет опираться на конструктивное сотрудничество физиков, математиков и философов.

Вернусь к сформулированным выше вопросам. С моей точки зрения, перечень принципов синергетической методологии должен с необходимостью включать в себя также и такие кибернетические по своему генезису принципы, как принцип обратной связи (как положительной, так и отрицательной, и, кроме того – комбинированной обратной связи с переменным знаком), принцип кольцевой причинности, а также принципы неопределенности (как обобщение принципа неопределенности В.Гейзенберга), сложностности и, наконец, принцип ответственности. На этот последний принцип я бы хотел обратить особое внимание, поскольку именно принцип ответственности, имеющий отчетливо выраженную этическую, регулятивно-ценностную окраску, в наибольшей степени характеризует синергетику с точки зрения современного, постнеклассического этапа развития научного познания; именно принцип ответственности характеризует рефлексивно-методологическую специфику синергетики в контексте становления постнеклассического типа рациональности, который, «расширяя поле рефлексии над деятельностью… учитывает соотнесенность получаемых знаний об объекте… с ценностно-целевыми структурами» (Степин В.С. Теоретическое знание. М., 2000. С. 633). Особую этико-онтологическую роль принцип ответственности обретает в ситуациях конструктивных приложений синергетики в сфере социального познания. Здесь принцип ответственности становится уже своего рода коммуникативным метапринципом, регулирующим не только познавательные стратегии коллективного субъекта постнеклассической науки, но и в некотором смысле обеспечивающим его единство (или целостность) в качестве такового. Из сказанного вытекает и мой ответ на второй вопрос, касающийся формы присутствия методологических принципов в синергетике. Эти принципы, на мой взгляд, должны быть интегрированы в рамках фундаментального для синергетики понятия развивающейся коммуникативной организации; понятия, которое, собственно говоря, и выводит синергетику, объединяющую в себе идеи организации и управления, за пределы классической кибернетической парадигмы вертикального (иерархического) управления, где управление подчиняет себе коммуникацию, а монолог не оставляет никакого места для креативного синергетического диалога (Э. Морен).

М.И. Штеренберг. Выступавшие здесь рассматривали статус и возможности использования синергетики, а также ее перспективы. Мне бы хотелось подвергнуть критическому анализу сами ее основания.

Синергетика возникла первоначально, как попытка объяснить возникновение порядка из хаоса. Но что такое порядок? И. Пригожин заявляет, что понятие порядка не более, чем мнение, и называет порядком турбулентный вихрь, существующий секунды, а хаосом – атомы или молекулы в кристалле потому, что они колеблются около постоянных мест. Но в вихре, в жидкости и газе колеблющиеся молекулы меняют свои места и сами по себе, и вместе с вихрем.

В основание синергетики положена неравновесная термодинамика с исходным постулатом: рост энтропии свидетельствует о росте хаотизации, и наоборот. Но во множестве случаев факты говорят о противоположном. Примеры. Изолированная хаотическая смесь льда и холодной воды. Если лед достаточно охлажден, то в этой системе одновременно с ростом энтропии смесь превращается в упорядоченный кристалл. Это справедливо и для любой двухфазной смеси, и для открытых систем. Например, при смешении компонентов эпоксидной смолы смесь разогревается, энтропия растет, а из жидкости возникает более упорядоченное твердое тело. Общее в указанных эффектах: во многих случаях образование связей сопровождается выделением энергии. При этом энергия рассеивается и энтропия растет. Благодаря этому рассеянию связи остаются прочными. Эти положения справедливы от 1 до 26 элемента периодической таблицы, где синтез более тяжелых элементов сопровождается выделением огромного количества энергии, например, при взрыве водородной бомбы. В химии это справедливо для всех экзотермических реакций синтеза, идущих с выделением тепла, когда из атомов или молекул образуются более крупные, т.е. более упорядоченные.

Причина существующих ошибок: механический перенос понятий из статистической физики, построенной на модели вещества в виде идеального газа, в термодинамику, рассматривающую реальные тела из связанных между собой частиц. Но образование этих связей зачастую требует затрат энергии и сопровождается ростом энтропии. Таким образом, рост энтропии может сопровождаться как увеличением, так и уменьшением порядка (например, при плавлении кристалла). Поэтому термодинамика как равновесная (для изолированных систем), так и неравновесная для открытых, не пригодны для использования в качестве основания синергетики, ее использование делает синергетику в потенциале ошибочной дисциплиной.

Теперь о причинах порядка и хаоса. Чем больше связей, тем меньше степеней свободы у элементов системы и тем более она упорядочена. Разрыв связей требует затрат энергии определенного потенциала. Величина потенциала этой энергии характеризует величину потенциального барьера. При разрушении этого барьера возникает хаос. Но каждая частица или структура обладает возможностью образования множества связей. Так атомы углерода, азота, серы обладают возможностью проявить до восьми валентностей в различных соединениях. Образуя новые связи после разрыва прежних, они образуют новые потенциальные барьеры, разновидность которых зависит от конкретных условий. Что же касается бифуркаций, то я согласен с точкой зрения Р. Тома и ряда других авторитетных авторов: они могут выступать только как фактор, развязывающий процесс упорядочивания, но не определяющий его. Примером, подтверждающим эту мысль, может служить опыт, где в воде капля туши без бифуркаций создает, повторяя несколько раз, закономерную последовательность геометрических тел. Этот опыт гораздо содержательней, чем опыт с ячейками Бенара или структуры, возникающие в плазме.

Аналогично в обществе. Человек – общественное существо с потребностью вступать в различные ассоциации: семейные, общественные, политические и т.п. Это требует затрат энергии, роста энтропии. Силы определенного потенциала разрушают эти связи. Тогда, аналогично системам из косной материи, тот или иной коллектив хаотизируется до возникновения нового коллектива, скрепленного связями, образующими новые потенциальные барьеры. Таким образом, хаотизация увеличивается при разрушении потенциальных барьеров и уменьшается при возникновении новых. Но психика, это даже выше, чем физический план жизни.

Теперь о математическом аппарате синергетики. В его основе описание и решение нелинейных зависимостей между элементами систем. Но описания живых систем и их аналогов: машин, автоматов и компьютеров не адекватны их специфике. Причина: изменение состояния этих систем осуществляется не непрерывным путем, описываемым посредством уравнений. Их состояние изменяется, во-первых, дискретно при получении информации, во-вторых зависит от ее характера, например, свидетельствует ли эта информация о хищнике или жертве. Таким образом, весь математический аппарат нелинейных уравнений с их разнообразными аттракторами не пригоден для описания поведения организмов и их аналогов, хотя может оказаться полезным в других областях науки.

Специфика жизни (чем, на мой взгляд, этот феномен не исчерпывается) связана, согласно П.К. Анохину и Н.А. Бернштейну, со способностью ее к опережающему реагированию. Это означает, что реакция организма или автомата может происходить не на само воздействие, а на опережающий его слабый признак (сигнал-информацию). Такое реагирование дает организмам по сравнению с иными объектами огромное преимущество в борьбе за существование, которая постоянно имеет место в природе. На основании идеи упомянутых исследователей, мною найдена элементарная структура живого, отвечающая требованию опережающего реагирования. Она должна, во-первых, состоять из вещества или структуры, содержащих потенциальную энергию, за потенциальным барьером. Во-вторых, содержать триггер физического или химического порядка (триод, катализатор, фермент), способный в ответ на даже слабый сигнал высвобождать энергию высокого потенциала, что обеспечит срабатывание этого элемента. В-третьих, устройство элемента должно быть таковым, чтобы срабатывание его обеспечивало существование либо самого элемента, либо системы, к которой он принадлежит. Из таких сигнальных (информационных) элементов (сиэлов) состоят все биохимические, автоматические и кибернетические устройства.

Но в отличие от объектов косной материи организм должен воспроизводить в себе условия эпох своего возникновения и развития (биогенетический закон Геккеля-Мюллера). Поэтому организмы должны искать пищу, расти и размножаться, т.е. проявлять активность, инициируемую сигналами из внутренних программ. Это позволяет определить жизнь как активную сигнальную форму существования систем. На понятии сиэла и высших структурных единиц, на его основе, определяются единичные операциональные понятия, такие как информация, знание, смысл, управление, программа, а также принципы иерархии.

Данный подход позволяет избежать принципиальных ошибок. Начало им было положено Л. Бриллюэном, создавшим абстрактное понятие свободной информации как свободного выбора и привязавшего его к изменению числа микросостояний. Но информация не абстрактна, а всегда имеет смысл относительно сиэла или их совокупности, т.е. организмов или их искусственных аналогов. Так инфразвук и ультразвук могут явиться информацией для китовых, но не являются таковой для человека.

К организованным относятся те системы, структура и деятельность которых определяется наличием сиэлов. Это в принципе отличает понятие организации от упорядоченности – еще одной хронической ошибки, допускаемой в синергетике. Самоорганизация – проявление активности на основе сигналов, поступающих из внутренних программ систем. Например, при росте, развитии организма, анализе или поиске новых условий существования и т.п.

Каждый объект может существовать, если он является микрокосмом. Это означает, что он либо способен уравновесить на себе, не разрушаясь, все воздействия ближнего и дальнего Космоса, либо даже обратить их на повышение вероятности своего сохранения. Пример первого объекта – обычный камень, уравновешивающий воздействия Солнца, воды и десятков веществ, содержащихся в воде и воздухе. Второго – растение. Оно способно воздействия воды, Солнца и ряда природных веществ обращать на пользу своего роста и развития. Но Космос молод. 99,7 % его веществ – водород и гелий. Он бурно расширяется, вещество его преобразуется и структурируется в тяжелые элементы и небесные тела. Возможно появление в нем даже новых законов, как это было в первые мгновения после Большого взрыва, а с появлением жизни, законов биологии и социума – социальных. Отсюда и возможное усложнение ряда организмов – микрокосмов, отражающих процесс эволюции усложняющегося Космоса. Второй возможный вариант – наличие программы развития Космоса и его объектов. Но тогда это уже проблема той философии, которую представляют Соловьев, Бердяев, Флоренский, Д. Андреев, Федотов и другие философы.

Чем же отчасти объясняется такое широкое распространение синергетики и энтузиазм ее последователей? Представляется, что в области физики – это поиск общих (не с позиций термодинамики) закономерностей возникновения различных ассоциаций частиц. С точки зрения общественной – изучением в ее рамках проблем самоорганизации человеческих коллективов. Но последнее – прерогатива социальной психологии, политологии, экономики и т.п.

Л.Б. Баженов: Я начну с вопроса, который поставил Вячеслав Семенович – что может сделать философ, встречаясь с той или иной естественно-научной концепцией. В этой связи вспоминается пример, который очень любил покойный ныне академик Густав Наан. Это пример критики Беркли основ математического анализа Ньютона – Лейбница. Беркли раздражало противопоставление доказательности истинности в математике и веры в истинность Библии. И Беркли задался целью показать, что в математическом анализе, который в те годы бурно развивался, но был в то время плохо обоснован с точки зрения логики, веры было больше, чем в Библии. Известно, что предпринятая Беркли критика (философская по своей сути) основ математического анализа оказалась весьма действенной, во многом стимулировав последующий прогресс математического знания.

Теперь по сути обсуждаемых нами вопросов. То, что я понимаю под синергетикой, в этих вопросах не отражено. Можно, конечно говорить, что синергетика – это теория, а затем долго спорить по поводу того, что понимать под теорией. Известно, что слово это, как и слово парадигма весьма многозначное. Было бы неконструктивно пытаться любой вид познавательной деятельности в науке именовать теоретической деятельностью. С этой точки зрения, на мой взгляд, следует обсуждать междисциплинарный и/или трансдисциплинарный статус синергетики. Синергетика для меня - это не теория в том смысле, в каком слово «теория» фигурирует в науке и философии науки. Не является для меня синергетика и парадигмой, если понимать термин «парадигма» в смысле Т. Куна. Даже если включать в нее метафизическую компоненту, о чем уже говорилось выше. Перед нашей встречей я посмотрел учебный курс лекций под названием «Синергетика» и убедился, что передо мной книга, посвященная моделированию. Правда, речь в ней идет не просто о моделях, а о нелинейных моделях. Но если так, то давайте и будем говорить о моделировании. Да, есть такой метод, очень мощный, плодотворный, эффективный – моделирование. Но почему в этой связи нужно говорить о синергетике, о синергетическом подходе? Термин «синергетика» в современном научном обиходе появился по причинам, несколько отличным от тех, которые обусловили появление термина «кибернетика». Я бы сказал, что рождение этого слова было вызвано причинами, во многом лежащими вне сферы собственно научного познания как такового. Так что синергетика в некотором смысле и наукой также не является. Может быть, это слишком резко и категорично звучит. Но, как говорил Ричард Фейнман, если какая-то область человеческой деятельности не является наукой, то это вовсе не означает, что с ней что-то неладно. Например, не является наукой любовь. И, кроме того, у нас в запасе есть термины «подход» и «движение». Синергетика, конечно же, вполне может рассматриваться и как подход, и как движение. Синергетическое движение, несомненно, есть. Это нельзя отрицать. Вот здесь сидят его представители. Что касается моды на синергетику, то и она, конечно, существует как некий околонаучный феномен. Но все же – что такое синергетика? Для меня – это философская концепция. Это философия.

Утверждая это, сошлюсь на Вячеслава Семеновича Степина, который сказал, что синергетику можно рассматривать как продолжение гегелевской диалектики. Вот я так ее и рассматриваю: как продолжение гегелевской диалектики. И как гегелевская диалектика была философской концепцией, так и синергетика является философской концепцией. Ну а что касается философских концепций, то к ним не применим критерий фальсификации. Они не фальсифицируются. И с этой точки зрения синергетика не может быть фальсифицированной в попперовском смысле слова. Но как подчеркивал сам Поппер, нефальсифицируемость вовсе не равнозначна отсутствию всякого смысла, как считали ортодоксально мыслящие логические позитивисты.

Вполне очевидно, что философские концепции имеют большую эвристическую ценность для науки, для культуры, общественного сознания, для интеллектуальной деятельности в самом широком смысле этого слова. Поэтому тем, что мною сказано, роль и значение синергетики никак не перечеркивается. Просто я считаю, что она должна проходить не по ведомству науки, а по ведомству философии. Таким образом, в нашем философском полку прибыло. У нас появилось еще и такое философское направление как синергетика.

Я.И. Свирский. Мне кажется, что фокусировка внимания на теме статуса синергетики в контексте жесткого бинарного различения – является она философией или же чисто научным предприятием, не должна мешать нам видеть некоторые важные моменты, которые обеспечивают ее популярность, по крайней мере на отечественной почве. Причем сразу же хотелось бы отметить, что подобной популярности не следовало бы – хотя бы какое-то время – приписывать ценностные характеристики: благотворно или неблаготворно, позитивно или негативно сказывается она на собственно исследовательской деятельности, а также на тех или иных идеологемах. Обсуждение этого, несомненно важного, вопроса хотелось бы пока оставить в стороне. Безусловно, синергетика Хакена, теория диссипативных структур Пригожина, а также теория катастроф Тома, фракталы Мандельброта, автопоэзис Варелы и Матураны срезонировали с важными культурными процессами и запросами, имеющими место во второй половине ХХ в. и одновременно оказались теми привлекательными концептуальными построениями, которые содержат внутри себя некое обещание ответить на животрепещущие вопросы современности, или, если не ответить, то, по крайней мере, придать им более четкие формулировки. Если можно так выразиться, именно экзистенциальное положение дел в современной цивилизации заставляет понятийный аппарат синергетики, как особого рода познавательной стратегии, выходить за пределы собственно естественно-научного дискурса и практики. Поэтому, и тут отчасти следовало бы согласиться со Львом Борисовичем, синергетику сегодня в определенном смысле можно зачислить в разряд философского отношения к миру, не рассматривая ее только лишь как инструмент моделирования процессов и явлений, принадлежащих к разным областям научного знания. С другой стороны, часто упоминаемая опасность неадекватного использования синергетической терминологии хотя и имеет место, но, на мой взгляд, несколько преувеличена: даже метафорическое использование этой терминологии пусть даже с недопустимым, с точки зрения строгой науки, расширением объема терминов, может сыграть (а на мой взгляд, и играет) позитивную роль как в осмыслении того, что происходит нынче в культуре и социуме, так и в формировании соответствующих интуиций, которые обеспечивают возможность предвидения (сценарного предвидения) предположительных будущих состояний этих самых культуры и социума. А главное, внедрение этой терминологии – и даже не столько терминологии, сколько соответствующих ей образов мышления – в так называемое общественное сознание задает ориентиры для выживания в современном мире уже на уровне «мнения».

Как раз в этом контексте жесткое противопоставление синергетики и философии выглядит контрпродуктивным. Скорее, следовало бы вслед за С.П. Курдюмовым говорить о некоем синергетическом мировидении, синтетически сочетающем в себе и философский, и естественно-научный аспекты, причем сочетающем так, что последние присутствуют в нем равноправно. И такое равноправие указывает на следующее, как мне кажется, весьма важное обстоятельство: а именно: на необходимость выработки особого типа способов и средств выражения (или особого типа языка), который соответствовал бы самоорганизующимся, становящимся реалиям тем более, что опыты по созданию таких средств выражения в истории философии уже имеются. Уже представители философии жизни, а после них и экзистенциалисты, с подозрением относились к осмыслению мира в терминах устойчивых неизменных структур (будь то природные структуры или же структуры сознания). Особый вклад в формирование типа мышления, ориентированного на становящиеся, хаотезированные, самоорганизующиеся и саморазрушающиеся системы, внес постструктурализм, одной из центральных тем которого как раз и является поиск концептуальных средств для подключения именно к динамическим, неустойчивым, становящимся образованиям, выработка особого рода мыслительных практик, позволяющих ухватить саму суть становления и научиться жить и мыслить внутри последнего. И оттого не случайно в сборниках, посвященных обсуждению философских оснований синергетики, появляются такие фигуры, как Бергсон, Хайдеггер, Фуко, Делез и другие авторы, озабоченные не столько описанием и обоснованием права на существование уже сложившихся и устойчивых структур (в природе, социуме или психике) в стиле Канта, сколько попытками выхода за пределы любых устойчивостей и определенностей. Грубо говоря, как в философии, так и в науке – принимая во внимание условность такого деления – в центре исследовательских интересов (как уже говорилось на этом «круглом столе») оказались процессы и явления, прежде полагавшиеся второстепенными, незначительными, маргинальными. Такой поворот в сторону якобы «незначительного» сам является симптомом самоорганизующегося становления, пронизывающего современную познавательную деятельность, и может быть назван «синергетическим поворотом», поскольку совершается в самых разных областях научного творчества, вынужденных кооперироваться друг с другом: от физики и биологии до лингвистики и психологии. Отсюда и по необходимости междисциплинарный характер такого рода исследований.

Как мне кажется, весь корпус сюжетов и тем, сопрягаемых с термином «синергетика», органически связан, но связан так, что речь в нем не должна идти о наличии некоего организующего центра. Всякого рода «центризм» здесь оказывается относительным и в конечном счете затемняет суть происходящего. Отсюда и неуместность всякого рода «редукций» и однозначных оценочных суждений, и уже тем более выяснения того, кто «главнее» и кто может претендовать на исключительное право задавать стратегические направления исследований.

Может показаться, что здесь мы слишком далеко отошли от аутентичной синергетики. Но, тем не менее, задача философии состоит не только в анализе конкретных научных достижений, но и, как сказал Вячеслав Семенович, в том, чтобы вписывать в культуру тот дух, который они в себе несут, создавать «концептуальные очки», через которые будут более отчетливо видны те, казалось бы, маргинальные, но на проверку весьма важные силы, которые сорганизуют наш мир, и которые ускользали от взгляда, снабженного прежними, может быть уже не очень-то годящимися «концептуальными очками». Хотя вопрос о годности прежних «концептуальных очков» весьма не прост. Речь, скорее, должна идти о том, чтобы научиться в нужном месте и в нужное время менять эти очки, а также о том, чтобы выработать некие интуиции (некое личностное знание по Поляни) относительно того, когда их нужно менять. И такое «умение» менять концептуальные очки также соотносится, как мне кажется, с теми внутренними импульсами, которые оживляют синергетический способ схватывания реальности. В конечном счете можно предположить, что, если подобный способ схватывания реальности станет «естественным», то онтологизированию подлежит не тот или иной взгляд на мироустройство, а сама смена взглядов. Здесь формируются пути к построению синергетической онтологии, избегающей онтологизирования тех или иных синергетических схематизмов.

Е.А. Мамчур. Вячеслав Семенович высказал очень верную мысль о том, что задача философии в случае с синергетикой состоит в том, чтобы обеспечить возможность включения синергетики в систему культуры. Философия призвана осмыслить материал этой новой научной дисциплины, с тем чтобы сделать его понятным или, как говорил в свое время Филипп Франк – интеллигибельным. Без этого данные и результаты синергетики никогда не станут частью картины мира. В случае с синергетикой, как верно замечает Вячеслав Семенович, повторяется та же ситуация, которая имела место в период становления квантовой механики и теории относительности. Там было все – и прекрасный математический аппарат, и эффективные оправдывающиеся предсказания. Не было только одного – интерпретации, которая сделала бы принципы этих теорий понятными. И все дискуссии, которые велись вокруг этих теорий, имели отношение именно к этому аспекту нового физического знания.

Мне представляется, что наименее понятным или наиболее непонятным в синергетике является вопрос о причинах и механизмах когерентного, кооперативного поведения элементов самоорганизующихся систем. Иногда высказывается мнение, что контринтуитивным в случае с синергетикой является утверждение о том, что в данной отрасли научного знания мы имеем дело с процессами самоорганизации. Критики утверждают, что, поскольку речь всегда идет об открытых системах, ни о какой самоорганизации речи быть не может: рассматриваемые процессы всегда совершаются за счет энергии окружающей среды. В ответ на это, однако, вполне уместно вспомнить слова С.П. Курдюмова, который как-то очень точно заметил, что «всякая система открыта, но не всякая система является самоорганизующейся». Все системы открыты, все они обмениваются энергией с окружением; закрытые, изолированные системы являются лишь идеализацией и в реальности не существуют. Но лишь в некоторых типах систем могут совершаться процессы самоорганизации и самоусложнения. Характерной особенностью этих процессов является кооперативное, когерентное поведение элементов системы. Как и почему оно происходит, каковы его механизмы? Этот вопрос пока остается открытым.

То, что в данном случае здесь действительно есть проблема, отмечалось уже основателями синергетики. Разрешите мне процитировать слова И. Пригожина и И. Стенгерс. Рассматривая один из наиболее ярких примеров самоорганизации в неорганической природе – ячейки Бенара, они пишут: «...Когда наступает неустойчивость Бенара, ситуация изменяется: в одной точке пространства молекулы поднимаются, в другой опускаются как по команде. Однако никакой команды в действительности “не раздается”, поскольку в систему не вводится никакая новая упорядочивающая сила (курсив мой. – Е.М.) Открытие диссипативных структур, – продолжают они, – потому и вызвало столь большое удивление, что в результате одной-единственной тепловой связи, наложенной на слой жидкости, одни и те же молекулы, взаимодействующие посредством случайных столкновений, могут начать когерентное коллективное движение»[12]. Пытаясь охарактеризовать механизмы возникновения кооперативного поведения элементов самоорганизующихся систем, И. Пригожин и И. Стенгерс говорят о существовании «коммуникации» между молекулами[13]. Однако природа и характер этой «коммуникации» остаются у них не раскрытыми. И то, что они берут это слово в кавычки, говорит о том, что они употребляют его в чисто метафорическом смысле.

Мне представляется удивительным, что многих синергетиков вопрос о причинах и механизмах когерентного поведения элементов систем совершенно не беспокоит. Это можно воспринять как отказ от объяснения. Возможно, однако, что мы имеем в данном случае дело не с отказом, а просто с другим типом теоретической реконструкции процессов самоорганизации, отличным от причинного. Быть может, мы являемся свидетелями проникновения в синергетику объяснительной стратегии, суть которой в том, что рассматриваемое явление просто объявляется «естественным», не требующим объяснения через что-то другое. Прецеденты использования такого типа стратегии в научном познании есть. В их числе – отказ Галилея от поисков причин движения тел в механике. В физике Аристотеля для движения тел нужна сила, которая и является причиной. Вопреки Аристотелю, Галилей утверждал, что равномерное и прямолинейное движение тел представляет собой движение по инерции в евклидовом пространстве. Согласно Галилею равномерное и прямолинейное движение не нуждается в силе, сила нужна только для изменения характера движения. Аналогичным образом, по Эйнштейну, движение в поле тяготения не является результатом действия гравитационных сил, а представляет собой движение по инерции в неевклидовом пространстве. И Галилей, и Эйнштейн стремились представить движение тел как естественное, не требующее никаких причинных объяснений. А разве не та же стратегия характерна и для стандартной интерпретации квантовой механики? Известно, что согласно этой интерпретации невозможно объяснить, указать причину того, почему один из атомов в куске радиоактивного урана распадается сейчас, а другой пролежит не распавшимся еще тысячи лет. Причем, как отметил Р. Фейнман, не только мы не знаем, почему так происходит, сама Природа не знает этого.

Такое же по типу «объяснение» предлагают нам финалисты в биологии. Пытаясь дать разумную интерпретацию явлению целесообразности в живой природе, они говорят о целесообразности как об имманентной, внутренне присущей живым системам. Таким образом, они также стремятся представить целесообразность как «естественное» явление. Многих ученых, однако, такая ситуация не удовлетворяет. Возможно, именно в этом лежит причина скептического и даже негативного отношения к концепции самоорганизации и самому термину «самоорганизация». Человеческий разум жаждет причинного объяснения, причем явно предпочитает причинность производящую. Многих ученых способен удовлетворить только такой способ объяснения явлений. Не получая ответа на вопросы почему и как, ученые испытывают чувство интеллектуального дискомфорта. Трудно поверить, привыкнуть и принять, что существует другой тип теоретической реконструкции явлений, который в принципе не дает ответа на эти вопросы и не может быть редуцирован к причинному объяснению. Эта нередуцируемость для многих ученых равносильна отказу от одного из основополагающих законов человеческого мышления – закону достаточного основания, сформулированного в свое время Лейбницем. Ссылаясь на имманентность телеологии и невозможность объяснить механизмы «жизненных порывов», «энтелехии» и т.п., финалисты предлагают нам отказаться от закона достаточного основания.

Это не значит, что, отказываясь от поисков причинного объяснения когерентного поведения элементов самоорганизующихся систем, синергетики отказываются от поисков законов самоорганизации. Нет, конечно. Все синергетики ищут такие законы: и те, которые озабочены поисками механизмов кооперативного движения, и те, которые отказываются от этих поисков. Но то, что они ищут и что надеются найти – зависит от их методологической ориентации. Редукционисты полагают, что это будут более фундаментальные законы – либо физические, либо химические, либо биологические – в зависимости от исследуемой сферы реальности и типа самоорганизующейся системы. Антиредукционисты, напротив, объявляют их в принципе не сводимыми к закономерностям нижележащих более фундаментальных уровней организации материи.

Интересна в этом плане позиция Нобелевского лауреата в области физики С. Вайнберга, изложенная им, в частности, в недавно переведенной и опубликованной у нас книге[14]. Вайнберг – редукционист. Он говорит, что все редуцируемо и что как раз все законы хаоса уже удалось редуцировать к законам микрофизики. «Поразительный прогресс, достигнутый в последние годы в этой области (имеется в виду исследование хаотических систем. – Е.М.) заключался не только в наблюдении хаотических систем и формулировке эмпирических закономерностей, управляющих ими: что значительно важнее, законы, которым подчиняется хаотическое поведение, были математически выведены из законов микрофизики, управляющих теми системами, в которых возникает хаос»[15]. Вайнберг жестко критикует саму идею существования как он их называет «автономных», т.е. особых, специфических, нередуцируемых законов. «Нужно еще установить… – пишет он, - действительно ли существуют новые законы, управляющие сложными системами?»[16]. Приведя в качестве примера толпу линчевателей – типичный пример самоорганизующейся системы в социальной сфере – Вайнберг пишет: «Можно попытаться сформулировать все, что мы знаем о толпах в форме законов … но если мы попросим объяснить, почему эти законы действуют, нас вряд ли удовлетворит ответ, что это фундаментальные законы, не имеющие объяснений через что-то другое. Мы, скорее, будем искать редукционистское объяснение, основанное на психологии отдельных людей»[17].

Однако позиция Вайнберга противоречит тому, что говорят сами творцы синергетики. Как утверждает О. Тоффлер, хорошо знающий точку зрения И. Пригожина и И. Стенгерс (он, как известно, является и автором предисловия к их книге «Порядок из хаоса»), они как раз настаивают на том, что законы кооперативного поведения не редуцируемы к законам нижележащих уровней материи. Они настаивают на «автономности» этих законов. Так, Тоффлер пишет: «Еще более важные следствия теория Пригожина и Стенгерс имеет для изучения коллективного поведения. Авторы теории предостерегают против принятия генетических или социобиологических объяснений загадочных или малопонятных сторон социального поведения. Многое из того, что обычно относят за счет действия тайных биологических пружин, в действительности порождается не “эгоистичными” детерминистскими генами, а социальными взаимодействиями в неравновесных условиях»[18]. Для тех, кто, возможно, подзабыл текст Тоффлера (что совершенно естественно, поскольку книга была у нас опубликована почти 20 лет назад), напомню приведенный им пример из «жизни муравьев». «…В одном из недавно проведенных исследований, – рассказывает Тоффлер, – муравьи подразделялись на две категории: «тружеников» и неактивных муравьев, или “лентяев”. Особенности, определяющие принадлежность муравьев к той или другой из двух категорий, можно было бы опрометчиво отнести за счет генетической предрасположенности. Однако, как показали исследования, если разрушить сложившиеся в популяции связи, разделив муравьев на две группы, состоящие соответственно только из “тружеников” и только из “лентяев”, то в каждой из групп в свою очередь происходит расслоение на “лентяев” и “тружеников”. Значительный процент “лентяев” внезапно превращается в прилежных “тружеников”»![19]

Вайнберг выступает против идеи существования «автономных» законов, а основатели синергетики, напротив, приветствуют идею А. Эддингтона о существовании первичных и вторичных законов: первичным подчиняется поведение отдельных частиц, в то время как вторичные законы – это законы поведения совокупностей или ансамблей атомов и молекул[20].

Так кто же прав? Вайнберг или основатели синергетики? Лично мне более логичной представляется позиция Пригожина и Стенгерс: если существуют особые специфические процессы самоорганизации, то должны существовать и новые специфические законы, которым эти процессы подчиняются. Тем не менее вопрос пока остается открытым. И, очевидно, что без разрешения его синергетика не может быть безболезненно «встроена» в картину мира и стать достоянием культуры.

В.Г. Буданов: Я хотел бы пояснить свое видение внутреннего строения процесса полноформатного синергетического моделирования в гуманитарной сфере и междисциплинарном проектировании. В основе этого видения, помимо прочего, лежит мой многолетний опыт преподавания синергетики гуманитариям разных специальностей. Так вот, рефлексия над этим опытом позволяет выделить в этом процессе следующие этапы:

1. Постановка задачи в дисциплинарных терминах. 2. Перевод дисциплинарных понятий и эмпирических данных в синергетический тезаурус. На этом этапе царит коммуникативный хаос, метафорический произвол, смысловая игра в бисер. Любой языковый денотат, если подобрать нужный контекст, оказывается возможным именовать и аттрактором, и управляющим параметром и т.д. 3. Усмотрение базовых процессов, принципов синергетики в эмпирическом материале, что существенно сужает метафоризацию и произвол интерпретаций. 4. Согласование, сборка принципов синергетики на эмпирическом материале, в результате чего возникает «кольцо принципов». На этом этапе коммуникативный произвол еще больше ограничивается, что позволяет перейти к системному этапу, выбору конфигуратора. 5. Построение структурно-функциональной когнитивной модели. 6. Конструирование формальной динамической модели, фиксирующей тип уравнения, пространства состояний и т.д. 7. Выстраивание «реальной» модели, т.е. уточнение свободных параметров и коэффициентов из опыта. 8. Математическое решение модели. 9. Сравнение с экспериментом, интерпретация результатов. 10. Принятие решений, корректировка модели на любом из этапов, замыкание герменевтического круга моделирования.

Очевидно, что переходы от одного этапа к другому – это, по сути, коллективный творческий процесс, в котором необходимо компетентное участие не только математиков и предметников, но и философов. По мере продвижения по этапам мы переходим от метафорической синергетики к строгой, и эта работа требует владения навыками философской рефлексии. Этапы 2, 3, 4 являются новыми, существенно синергетическими, они от метафорической синергетики приводят нас к началам математического моделирования. Очевидно, что остановка в начале пути, ограничение лишь метафорическим этапом 2, делает невозможным какое-либо моделирование, даже когнитивное. Именно в этом «застревании» состоит, на мой взгляд, болезнь «гуманитарной» синергетики.

Вместе с тем почему это происходит? Елена Аркадиевна уже отчасти ответила на этот вопрос. Тот, кто не привык искать действующие причины, не обладает навыками методологической рефлексии, склонен онтологизировать те или иные частные законы, неизбежно зацикливается на метафорическом этапе таким образом, что для него слово «аттрактор» вполне может заменить сложную динамику и сложную математику тем более, что эта замена в принципе избавляет от скучной необходимости считать и измерять. И относительно термина самоорганизация. Когда мы говорим, что шарик скатывается – это не физика, а бытописание, самодвижение материи. Когда мы говорим, что шарик скатывает некая внешняя сила, это физика Ньютона, действующая причина, десакрализация самодвижения материи. Само-лет – мистика. Самолет летит под действием подьемной силы и тяги двигателя - действующие причины. Самоорганизация при замерзании воды ровно такая же «загадка», что и ячейки Бенара. В контексте объяснения явлений самоорганизации нередко прибегают к метафорам: говорят про «невидимую руку дирижера», или еще лучше - про слово гипнотизера, «усыпившего» молекулы. К этим метафорам привыкли и не удивляются. Но метафоры не должны уводить нас от поиска действующих причин. А эти причины одинаковы, это средние коллективные поля, которые, конечно же, редуцируются к микровзаимодействию молекул, множеству действующих причин, и никаких новых фундаментальных законов искать не надо, просто на макроуровнях привычные законы проявляются иначе, зачастую они становятся нелокальными по пространству и времени, появляется память системы, новые элементы с внутренними пространствами и т.д. Здесь действующие причины усмотреть не всегда просто, часто помогает математика, если мы имеем дело с так называемыми марковскими процессами, а если нет, то о языке действующих причин можно забыть, он не эффективен и остается язык холистического, нелокального описания, типа законов сохранения, вариационных принципов, асимптотических состояний и т.д., часть информации может утрачиваться, сворачиваться. В этом и заключается искусство моделирования явлений и процессов на качественно разных структурных уровнях иерархии окружающей нас действительности, когда редукция к физике элементарных частиц просто невозможна. Адекватно объяснять эту иерархию качеств, не пользуясь физическим и математическим языками синергетики, трудно: кто-то просто верит в мощь науки и пафос – «посмотрите как это удивительно…»; а кто-то требует доказательств на обыденном языке, отторгая как редукционизм всякие ссылки на физику и математику. Конечно, есть еще философия с ее многовековой традицией, есть диалектика Гегеля... И здесь, я согласен с Вячеславом Семеновичем, что ключи адекватного понимания синергетики в культуре еще не найдены, а найти их без философии вряд ли возможно.

Е.Н. Князева: Я хотела бы высказать свою позицию по обсуждаемым вопросам в связи с моим в двояком смысле промежуточным положением. Я могу судить о развитии синергетики в России в связи с разработкой всей этой проблематики в других научных школах в мире и должна сказать, что синергетика в России – это феномен, которому нет равных в мире. У нас синергетика необычайно развилась, приобрела огромную популярность, подняла мощную волну научных семинаров и конференций, проводящихся ныне, в том числе и на постоянной основе, обросла разнообразными естественно-научными и социальными приложениями, физическими и метафизическими смыслами. Этот феномен сам по себе, как научное и культурно-историческое событие, достоин изучения. Почему именно на российской почве? Почему именно на российской научной и культурной среде?

Свое промежуточное положение ощущаю также в том, что, работая уже на протяжении 20 лет в Институте философии РАН, активно сотрудничала все это время с Сергеем Павловичем Курдюмовым и его научной школой, которые разрабатывают синергетику как таковую, жесткое ядро синергетики, сами синергетические модели. Я продолжаю это сотрудничество и сейчас уже с учениками Курдюмова. Второй аспект моего промежуточного положения – это положение между жестким ядром, самим «телом» синергетики и надстройкой над ним, синергетикой как философией.

Выступая с этой позиции, я бы не согласилась с тем, что синергетика уже является наукой или научной дисциплиной, а также и с тем, что синергетика уже стала философией. Все-таки это только складывающаяся наука. Инерция научного сообщества необычайно велика. В настоящее время в мире издается около 30 журналов по тематике синергетики в нашем ее понимании, но все они выходят под названиями типа “Cybernetes”, “Systemica” и т.п. Один из факультетов МГУ до сих пор называется факультетом вычислительной математики и кибернетики, хотя синергетика является наследницей кибернетики. Синергетика станет наукой, научной дисциплиной, когда учебников по синергетике будет столько же, сколько сейчас на полках в книжных магазинах учебников по политологии. А если даже не станет, то все равно будущее науки за междисциплинарными исследованиями сложных систем, под каким бы именем они ни развивались.

Синергетика обладает парадоксальным свойством самоприменимости: на развитие синергетики можно смотреть синергетически. А складывается она очень сложным образом, неоднозначно и неравномерно. Мода на синергетику в России порождает и «обильную пену», множество поверхностных искажающих существо синергетического знания выступлений и публикаций, по сути забалтывающих синергетику. Применение синергетики, особенно в гуманитарных и социальных областях, нередко сводится к «навешиванию ярлыков», к простому использованию синергетической терминологии без понимания тех глубоких эволюционных механизмов, которые за ними стоят. Синергетическое движение в России и мире за последние пять лет понесло тяжелые потери: Франсиско Варела (1946-2001), Юрий Львович Климонтович (1924-2002), Илья Романович Пригожин (1917-2003), Сергей Павлович Курдюмов (1928-2004). С уходом этих флагманов синергетического движения особую значимость приобретает задача сохранения аутентичного ядра синергетики во всем богатстве его научно-теоретических и философско-мировоззренческих смыслов, в чем заметную роль играет и настоящий «круглый стол», организованный журналом «Вопросы философии».

Возвращаясь к феномену синергетики в России, где она расцвела во всех своих приложениях и возводится ныне чуть ли не в новую философию природы или, точнее, философию изучения сложных систем вообще, хочу подчеркнуть, что синергетика не является таковой в других школах синергетики в мире. Утверждая это, я основываюсь на своем двухлетнем опыте работы в Центре синергетики профессора Германа Хакена в Университете Штутгарта, на изучении его работ и работ его немецких коллег. Для Хакена синергетика – это прежде всего и главным образом модели, модели становления кооперативного поведения, родившиеся из физики лазеров. Основа этих моделей – поиск параметров порядка, принцип подчинения и циклическая причинность, устанавливающаяся между поведением элементов на микроуровне и параметрами порядка на уровне развития системы как целого. Конечно, он проявляет большой интерес и к философским следствиям синергетики и во введениях к своим книгам постоянно подчеркивает, что синергетика междисциплинарна и применима к сложным системам разной природы, в том числе и к человеку и обществу. Это он замечательно показал, сделав доклад на тему «Самоорганизующееся общество» на международной конференции «Стратегии динамического развития России», состоявшейся в июне 2004 г. в Российской академии государственной службы при Президенте РФ. Его теоретические представления и анализ современных трендов общественного развития Германии и США приводят к убеждению, что все сферы общественной жизни могут быть перестроены на началах самоорганизации и самоуправления, ответственности каждого члена общества за возникающее общественное целое. Но этот сюжет не является центральным в его творчестве. То, в чем Хакен действительно далеко продвинулся, – это приложения синергетики в психологии восприятия и в информатике, в том числе построении компьютера, работающего согласно принципам синергетики, так называемого синергетического компьютера, дальше к философии он не идет.

С профессором Хакеном мы совместно прорабатывали некоторые идеи классиков немецкой философии, которые поразительно близки синергетике. Например, сложная природа времени, как она раскрывается в «Феноменологии внутреннего восприятия времени» Эдмунда Гуссерля: ретенции, тянущиеся из прошлого, и протенции, простирающие свои нити из будущего и влияющие на нас сегодня, – все это в настоящем. Близка к этой и позиция Мартина Хайдеггера о модусах времени и о сложном, наполненном моменте «теперь», включающем в себя и прошлое, и будущее. Синергетика говорит в этой связи о сложной связи пространства и времени и различных модусов времени в структурах-аттракторах эволюции, которые описываются инвариантно-групповыми решениями. Фридрих Ницше говорил о конструктивности хаоса и о преддетерминации, влиянии завтра на сегодня. Или Николай Гартман, который писал об уровневой онтологии бытия. Вячеслав Семенович Степин говорил сегодня здесь, что синергетика призвана дать нам понимание не просто соотношения микрохаоса и макропорядка, но и законов иерархической организации мира, возвышения по уровням сложности. В немецкой философии, в частности у Николая Гартмана, можно найти ряд любопытных представлений на этот счет. Хотя Герман Хакен с интересом обсуждал эти проблемы, в самих его работах мы не найдем сопоставления представлений синергетики с немецкой философией. Как он отмечал в одном из интервью, он занимает позицию, более близкую к Аристотелю, нежели к Платону, но не склонен руководствоваться отвлеченными философскими принципами, а, скорее, конкретным опытом исследования процессов самоорганизации и эффектов становления когерентного поведения, пониманием их физических механизмов и их математическим описанием. Философия самоорганизации существует в Германии сама по себе. Имеются работы коллег-философов, которые развивают эти идеи независимо от синергетиков, но со ссылками на их работы. Например, интересные публикации философа М.-Л. Хойсер-Кесслер, которая изучает становление идеи самоорганизации в натурфилософии Шеллинга. У самого Хакена этой метафизической оболочки нет.

Хотелось бы обратить внимание на еще один важный и интересный момент, касающийся современного состояния синергетических исследований. По признанию самого Хакена и по оценкам его коллег из Университета Штутгарта, у Хакена практически нет последователей. У него нет школы, такой, скажем, какая была создана Курдюмовым. Огромнейшая школа, величина которой, как и значение научных и философских идей личности Курдюмова, неоценимы для России. А поскольку есть такая школа, поскольку он так много вложил в своих учеников, постольку есть надежда, что синергетическое движение в России будет продолжаться, в том числе и в курдюмовском духе. А у Хакена, конечно, были сотрудники, которые применяли его синергетические модели в своей области – физике, информатике, психологии. Но они, получив контракты, разъехались по разным университетам и занимаются моделированием конкретных процессов, и если там и есть философия, то это, как они называют, – формальная философия, такая философия, которая для нас является просто физикой и прибавкой некоторой рефлексии над ней. Примерно также обстоит дело и во Франции, о чем я скажу немного позже.

Говоря о своих последователях, Хакен ссылается на Клауса Майнцера, своего ближайшего коллегу, заведующего кафедрой философии в Институте междисциплинарной информатики при Университете Аугсбурга (Бавария), который является одновременно Президентом Немецкого общества по исследованию сложных систем и нелинейной динамики. Майнцер написал замечательную книгу “Thinking in Complexity” («Мышление в сложности»), выдержавшую уже четыре издания, ее мы собираемся издать в ближайшее время в России. В настоящее время он занимается дальними приложениями нелинейной динамики и синергетики для понимания «расширенной реальности» (ибо «быть-в-мире» означает сегодня быть включенным в систему человек-компьютер), сетевого распространения информации и сетевого мышления, а также этическими вопросами новых биологических, генетических и компьютерных технологий. Кроме того, его интересуют возможности приложения моделей нелинейной динамики в когнитивных науках. Речь идет об очень модной и набирающей силу в западных странах концепции телесного, инактивированного или ситуационного познания (embodied cognition), изучением и развитием которой в последнее время занимается и Майнцер.

Есть еще одна, по своей методологии близкая Хакену, группа ученых в Германии и в Швейцарии, которые понимают синергетику в непосредственной связи со своей практической деятельностью в области клинической психологии, психотерапии и реабилитационной психиатрии. Это работы Гюнтера Шипека (Günter Schiepek), Вольфганга Чахера (Wolfgang Tschacher) и их коллег. Они применяют в том числе и математические модели синергетики, чтобы понять течение душевных болезней, например шизофрении, прогнозировать их развитие и осуществлять лечение. Психотерапевтические процессы рассматриваются ими как каскады фазовых переходов и смены параметров порядка, изучаются такие динамические черты этих процессов, как флуктуации, последовательности, циклы. Ментальные состояния понимаются как квази-аттракторы психических событий, а воздействие психотерапевта – как изменение психосоциального аттрактора или ландшафта потенциалов психики, причем диверсификация ландшафта потенциалов психики пациента рассматривается как путь к повышению ее устойчивости. Эта группа ученых регулярно проводит Осенние академии (Herbstakademien), на которые собираются специалисты со всего мира, изучающие возможности применения моделей синергетики и нелинейной динамики в психологии и психотерапии. В октябре 2006 г. в Асконе (Швейцария) состоится очередная Осенняя академия «Динамические системы в когнитивной науке». Таким образом, философия синергетики становится здесь своего рода практической философией.

Во Франции тоже существует синергетическое движение, которое называется там «сложным мышлением», под которым понимаются методы познания сложного в мире. Олицетворением синергетики по-французски является Эдгар Морен, Президент Ассоциации сложного мышления, весьма влиятельной организации во всем франкоязычном, итальяно- и испано-говорящем мире. Его основной труд «Метод. Природа Природы» недавно вышел в свет в моем переводе в России. То, что развивает Эдгар Морен, – это действительно мышление в духе Ильи Пригожина, но с большим культурологическим, социальным и образовательным подтекстом. Синергетика доводится здесь до инженерии познания сложного, до требований радикальной реформы образования, социального управления и практической деятельности. Что касается применения методов нелинейной динамики в когнитивных науках, то эти исследования проводятся в Центре прикладной эпистемологии, директором которого является Жан Петито. Философия самоорганизации является там формальной философией, небольшой надстройкой над математическим описанием, о чем я уже говорила.

В связи с этим хотелось бы обратить ваше внимание еще на одну особенность развития синергетики в России. Сергей Павлович Курдюмов всегда сетовал на то, что работы, в которых излагались ключевые полученные его школой результаты моделирования сложных спектров структур-аттракторов в открытых и нелинейных средах, публиковались уже с 1970-х годов, но не вызывали должного интереса научного сообщества. Мощнейшие идеи о сложных спектрах структур, возникающих в режимах с обострением, о законах нелинейного синтеза сложных структур, о коэволюции как искусстве «жить вместе», результаты, подобных которым нет ни в школе Пригожина, ни в школе Хакена, фактически были получены уже 30-40 лет назад и подробно излагались в толстых научных монографиях, типа «Современные проблемы математики», в многочисленных препринтах Института прикладной математики им. М.В. Келдыша, в солидных научных специализированных журналах, но практически оставались без внимания и в России и за рубежом. Почему? Это один из парадоксов приживания нового в науке. Синергетика в России начала бурно развиваться через именно философию синергетики, когда эти результаты стали излагаться на качественном уровне и в философском контексте, когда С.П. Курдюмов со своими учениками стал писать популярные книги о приложении синергетики к футурологии, к развитию общества, к творчеству человека. Только когда синергетика обросла мировоззренческими, метафизическими в аристотелевском смысле оболочками, возник подлинный интерес к синергетическому ядру как таковому.

И, наконец, последнее мое замечание о применении синергетики. Границы применения синергетики связаны с границами применения синергетических моделей, хотя когда математизация невозможна, синергетические модели могут плодотворно применяться в качественном виде. Для меня синергетика – это прежде всего модели, понимание сложных внутренних механизмов эволюционных процессов в природе и обществе, а не просто синергетическая терминология, используемая нередко в метафорическом смысле. Метафоры, как известно, допустимы как исходный стимул познания. Важнейшей является проблема сложности адаптации синергетических моделей к гуманитарному и социальному материалу, которая разрешима только при обоюдном и тесном сотрудничестве специалистов в соответствующей гуманитарной или социальной области знания и специалистов в области синергетики, через творческие коллективы и личностное знание специалистов. Здесь существует такой парадокс, который я хотела бы отметить. Мне кажется, синергетика сейчас более важна и лучше воспринимается представителями гуманитарных и социальных наук, чем наук естественных, если только сами они изначально не являются синергетиками как Д.С. Чернавский, Ю.М. Романовский или Г.Г. Малинецкий, т.е. если они не занимаются разработкой моделей самоорганизации. В таком случае физики, химики, биологи, как правило, скептически относятся к синергетическим моделям и к синергетическим понятиям как к искусственно навязываемому им языку, они продолжают делать свое дело и оперировать уже наработанными ими методами в своей узкой области естествознания. В гуманитарных и социальных науках ситуация совершенно иная. Скажем, историки собираются сегодня на симпозиумы и всерьез обсуждают «что было бы, если бы …», т.е., зная исторический материал, обсуждают альтернативную историю. И это хороший знак, ибо, будучи трансдисциплинарной областью знания, синергетика, как и математика, опережает развитие традиционных дисциплинарных областей. Она может открывать для них необычные ракурсы дальнейших исследований, служить эвристическим инструментом дальнейших научных изысканий.

Б.И. Пружинин. По сути развернувшейся здесь дискуссии о философско-методологическом статусе синергетики я бы хотел заметить следующее. Релятивистские умонастроения, ныне у нас популярные (впрочем, популярные не только у нас), в принципе исключают абсолютизацию чего бы то ни было, включая абсолютизацию возможностей синергетики и ее подходов. По крайней мере, исключают ее сознательную абсолютизацию. Так что вряд ли сегодня кто-либо будет всерьез оспаривать тезис, согласно которому идеализации, лежащие в основе моделей синергетики, определяют сферу приложимости этих моделей – на то они и модели, о чем отечественные философы высказались лет 40 назад и что вошло уже в учебные вузовские курсы. А развернувшееся здесь обсуждение еще раз подтверждает, что вопрос для философов заключается совсем не в том, есть ли вообще у синергетики границы и где они вообще пролегают. Не философам принадлежит здесь решающее слово – обобщения, конечно, нужны и возможны, но общие сентенции на этот счет, как правило, тривиальны. Пролегают границы там, где синергетические модели теряют эффективность. Вопрос приложимости модели решается всегда конкретно – в лабораториях, в повседневной научной работе, в познавательной и технологической практике. И кстати, точно так же, в рабочем порядке прочерчивается разделительная линия между пустым синергетическим дискурсом и эвристически эффективным использованием языка синергетики за пределами собственно математики и соответствующих областей физики. Философов же в этом вопросе о границах волнует прежде всего своя вполне конкретная проблематика. И дискуссии между философами идут о том, как должен быть представлен ракурс этой проблематики. На мой взгляд, его хорошо представляет в данном случае вопрос: репрезентируют ли синергетические модели мир как он есть (со всеми его потенциями)? И если репрезентируют, то в какой мере? Если угодно, отображают ли они объективную реальность (естественно, в соответствующем аспекте), или эти модели являются исключительно инструментальными конструкциями (хотя и, безусловно, эффективными в соответствующих областях реальности)?

Дело в том, что онтология, предполагаемая моделями синергетики, радикально отличается от онтологий, предполагаемых моделями классической и даже неклассической науки. Мир синергетики радикально иной. Соответственно, наделение синергетической онтологии объективным статусом влечет за собой коренное изменение весьма значительной части наших представлений о мире. В этом случае должны измениться и научная картина мира, и вместе с ней господствующие философские представления. Это обстоятельство, собственно, и заставляет вернуться к немодному ныне вопросу об объективном статусе наших представлений о мире. И я думаю, каким бы ни был сегодня ответ философии на вопрос о статусе синергетики, располагаться должен такой ответ именно в этом спектре – между полюсами ответов на вопрос об объективности синергетической онтологии.

В какой бы форме мы не возвращались к вопросу об объективности, признание самого факта такого возврата под давлением синергетики имеет сегодня очевидный очень поучительный историко-философский смысл.

Несколько субъективных замечаний о собственно философско-методологическом статусе синергетики. Я, как и многие другие, давно слежу за динамикой этой области. Она привлекает внимание своей эвристической эффективностью. Но я отнюдь не считаю себя специалистом в этой области. И только потому, что я это прекрасно осознаю, я решился на участие в данном «круглом столе». Все что я буду говорить далее, выражает взгляды, так сказать, заинтересованного неспециалиста.

Так вот, здесь за «круглым столом» я наблюдаю столкновение двух позиций. Одну из них я обозначил для себя как позицию практикующего ученого. Суть этой позиции, как мне показалось, состоит в том, что строгая наука синергетика нуждается в философско-методологическом обосновании (обслуживании) с целью утверждения ее нормы (канона) в современной научной и культурной среде. Это необходимо для продвижения синергетических моделей за пределы их «малой родины», а также для того, чтобы использование синергетических моделей и языка синергетики за ее пределами было более корректным. Иная позиция заключается в том, что задачей философии является критический анализ синергетики, прежде всего на территории собственно философии, в ходе которого философия своими собственными средствами определяет эпистемологический и онтологический статус синергетики и тем самым «вписывает» ее в культуру. Синергетика предстает здесь как объект специализированной философской рефлексии, которая, конечно же, учитывает самооценку синергетики, но которая опирается прежде всего на собственный 2500-летний опыт.

Что же в синергетике является проблемным с философской точки зрения? Очевидно, не сами по себе математические модели и не сама по себе эффективность их применения. Оценка корректности математических моделей дело математиков и специалистов в тех областях, где эти модели применяются – физиков, химиков, биологов, историков и пр. Впрочем, и для философов в этих оценках есть нечто важное – задачей философии является здесь уяснение общих условий приложения таких моделей и надзор за их соблюдением в различных областях познания и практики. А если при этом еще согласиться, что оценки специалистов достаточны для признания объективного статуса синергетических моделей, то компетенция философии в данном случае этим и ограничивается. Если же признать, что с точки зрения философии локальная эффективность синергетических моделей недостаточна для утверждения их объективного статуса, то перед философией возникает проблема систематического соотнесения предполагаемых этими моделями особенностей познавательной деятельности со всей системой познания, имеющего на сегодня объективный статус. Иными словами, речь тогда должна идти об уточнении эпистемологических и онтологических оснований эффективности синергетических моделей. В частности, с этой точки зрения весьма проблемным в философско-методологическом плане представляется предлагаемый синергетикой вариант междисциплинарных исследований в сфере действия ее моделей. Его я и коснусь.

По крайней мере, в одном их аспектов синергетику (или ту область научно-познавательной деятельности, которую обозначают также и таким образом) определяют как особый способ (математического) моделирования объектов, с необходимостью предполагающих междисциплинарное исследование. Что в этом плане предлагает синергетика? Она предлагает в своих моделях способ совмещения дисциплин, позволяющий, так сказать, обойти очевидную несовместность их онтологий путем проекции соответствующих сложностей на проблематику коммуникации между представителями различных дисциплин. Иначе говоря, путем апелляции к человеку – к соответствующим научным сообществам, к проблеме взаимопонимания и пр. Такой подход, конечно, не означает, что в рамках синергетических моделей проблемы соотнесения различных дисциплин сводятся к проблемам исключительно языковым. Во всяком случае, модель должна обеспечивать эффективное выполнение вычислительно-предсказательных функций. Для этого она и создается. Но вот по поводу эффективности выполнения этих функций как раз и должны договариваться научные сообщества различных дисциплин. Таким образом, процессы интерпретации, согласования, достижения взаимопонимания приобретают здесь решающие эпистемологические функции.

Вообще говоря, ничего из ряда вон выходящего в описанной ситуации нет. Именно такой тип взаимодействия дисциплин характерен для прикладного исследования. Так строится прикладная наука. Для решения определенной технологической задачи на базе какой-либо вполне традиционной дисциплины конструируется модель ситуации, которая затем, путем подбора, дополняется элементами иной природы, на базе иных дисциплин. Например, теоретическая робототехника. В ее рамках взаимодействие теории механизмов и кибернетики изначально задается стремлением эффективно решить вполне конкретную техническую задачу – создать роботов, способных к самоперепрограммированию. В этой точке, на этой задаче и сходятся соответствующие исследовательские линии. Первая из этих линий связана с созданием устройств, имитирующих движения человека. В рамках данного исследовательского направления ученые занимаются тем, что, в частности, на базе уравнений механики, основанных на законах Ньютона, создают математические модели приводов манипулятора и прочее. Вторая линия связана с разработкой устройств, имитирующих интеллектуальную деятельность человека, т.е. предназначенных для хранения и переработки информации. Здесь с учетом достижений кибернетики создаются управляющие роботом системы. Но соединение этих исследовательских линий для построения самоперепрограммирующегося робота оборачивается самостоятельной исследовательской задачей, которая имеет очевидный междисциплинарный характер, предполагающий взаимодействие различных, зачастую несовместимых дисциплинарных парадигм и норм. Совмещение же их осуществляется всегда под локальную задачу. И в формах, которые часто вообще не имеют вид стандартного знания. Например, в виде рецептурных списков или инструкций, уместных лишь в данном конкретном (локальном) случае. Основной этап конструирования механизма с заказанными параметрами идет путем принятия все новых, совершенно не имманентных исходной модели допущений, призванных локально, применительно к данной задаче, совместить несовместимые требования и, соответственно, совместить несовместимые дисциплины и методики исследования.

Первоначальная модель робота должна быть дополнена реальными характеристиками материала, из которого робот может быть изготовлен с учетом коэффициентов трения, упругости звеньев, предельных допусков и неизбежных ошибок при их изготовлении. И прочее. При этом каждое следующее допущение отнюдь не вытекает логически из предыдущих и исходных модельных представлений (как то имеет место в гипотетико-дедуктивных конструкциях), а скорее контекстуально задается, и при том задается, имея в виду оптимальную реализацию заказа, т.е. телеологически. Ведь требования, которым должна отвечать конструируемая машина, как правило, взаимоисключающие. Танк должен быть маневренным, скоростным, легким, но он должен быть и защищенным, т.е. имеющим достаточно толстую, а стало быть, тяжелую броню. Современный робот, совмещающий в себе механическую и кибернетическую компоненты, ориентирован на совмещение двух взаимоисключающих требований: гибкости спектра выполняемых операций и автономности, т.е. конструирование современных роботов предполагает решение задачи управления системами со многими степенями свободы. Очевидно, однако, что задача эта в таком виде общего решения не имеет. Она решается путем подбора под определенные, заданные запросом клиента параметры данного робота – именно с его манипуляторами, именно с его приводами, с его памятью и пр. Такого рода решения, удовлетворяющие клиента, не могут не быть локальными. Но вообще говоря, никакой цели создать рациональное целостное представление реальности у прикладного исследования нет. Такого рода проблемы возникают лишь в фундаментальных исследованиях.

В отличие от прикладных, т.е. инструментальных, исследований, традиционная наука строится иначе. Ее цель – рациональная система представлений о мире. И потому пограничные дисциплины, возникающие в ней, по сути являются попытками рационального согласования онтологий. Договариваться здесь не о чем. Так обстоит дело с физической химией, с химической физикой, с биофизикой и пр. Иное дело, химическая технология или сопротивление материалов. Синергетика в значительной мере подобна последним.

Но значит ли это, что конструкции синергетики не имеют познавательного смысла? Конечно же, нет! Отнюдь нет! Сама растущая сфера их приложения свидетельствует о том, что инструментальная эффективность моделей синергетики имеет объективные основания. Однако речь, надо полагать, должна идти о строгом методологическом контроле, позволяющем избежать своеобразного методологического смешения функций этих моделей – познавательных и прикладных. В прикладном исследовании эффективность определяется извне – скажем, по способности этих моделей предсказывать катастрофы и пр. Внутренняя рациональность конструкции здесь не важна. Но как раз разрывы в рациональной структуре моделей и стимулируют фундаментальные исследования моделируемых объектов, обозначают проблемные точки исследований, имеющих своей целью фундаментальность – целостное рациональное отображение мира.

Таким образом, модели синергетики познавательно эффективны постольку, поскольку они эвристичны, поскольку они стимулируют исследования, направленные на приращения рационального знания. Но при этом синергетика прямо постулирует соответствующую онтологию как объективную реальность, а в результате синергетические модели вольно или невольно обобщаются и трансформируются в онтологические схемы определенного типа. Но при этом они предстают как определенного типа метафизика, компенсирующая разрывы рациональности телеологией. Обобщение моделей синергетики, обеспечивающее междисциплинарное взаимопонимание, выполняется здесь на схемах, очень напоминающих телеологические схемы диалектической логики. Надо сказать, такого рода схемы очень эффективны при наложении на гуманитарную реальность, но именно как эвристические схемы, как схемы, стимулирующие дальнейшие исследования в гуманитарных науках, но ни в коем случае не претендующие на то, чтобы быть схемами самостоятельной положительной гуманитарной науки с собственной онтологией и функцией предсказания. И в этом вопросе методологический приоритет философии. Философов действительно интересует именно вопрос об объективных основаниях моделей синергетики, позволяющие им интегрировать различные дисциплины и согласовывать их онтологии, но как вопрос об основаниях ее эвристической эффективности. И далеко не только с полицейскими целями. В свое время предпринимались многочисленные попытки создать социальную физику, социальную динамику и пр. Попытки эти не увенчались успехом. Но не без их участия родилась социология.

Другое дело – использование моделей синергетики для собственно предсказания: оно выполняется под строгим контролем специалистов. Синергетика строит модели определенного рода процессов для вполне определенных целей, что позволяет эффективно предсказывать в соответствующих ситуациях. Но всякий раз именно локально, подбирая уточняющие ситуацию сведения из различных дисциплин под определенную цель. Ибо без локальной цели их различные онтологии невозможно согласовать, а стало быть, чтобы что-либо предсказать. А вопрос об объективном статусе этого согласования ученые переадресовывают философам, поскольку он мешает ясному сознанию всякий раз конкретных целей междисциплинарного синтеза на базе синергетики. И это правильно.

---

* Степин В.С. Проблемы описания развивающихся систем // Вопросы философии. 2003. № 8.

[1]Cм. об этом: Порус В.Н. К вопросу о междисциплинарности философии науки // Эпистемология и философия науки. 2005. Т. IV. № 2.

[2] Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. М., 1994. С. 60.

[3] Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986. С. 55.

[4] Вайнберг С. Мечты об окончательной теории. Физика в поисках самых фундаментальных законов природы. М., 2001.

[5] Там же. С. 52

[6] Там же.

[7] Там же.

[8] Тоффлер О. Предисловие // Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986. С. 30.

[9] Там же.

[10] Там же. С. 48.

* Степин В.С. Проблемы описания развивающихся систем // Вопросы философии. 2003. № 8.

[11]Cм. об этом: Порус В.Н. К вопросу о междисциплинарности философии науки // Эпистемология и философия науки. 2005. Т. IV. № 2.

[12] Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант. М., 1994. С. 60.

[13] Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986. С. 55.

[14] Вайнберг С. Мечты об окончательной теории. Физика в поисках самых фундаментальных законов природы. М., 2001.

[15] Там же. С. 52

[16] Там же.

[17] Там же.

[18] Тоффлер О. Предисловие // Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986. С. 30.

[19] Там же.

[20] Там же. С. 48.